Деловая поездка
Шрифт:
– Я не знаю, может, и прав. Только в городе не так уж много жуликов, как ты думаешь. Их ведь и в деревне не мало.
_ Это я знаю, - согласился Энвер, - но наших жуликов я насквозь вижу. Они для меня не опасны. Поэтому я и говорю, что каждый должен жить там, где родился. Отец мой этого не понимал, все в город стремился. Поживет пару лет в селении и в город уедет, поживет пару лет-и опять в город. И умер в бедности, хоть образованный человек был. Город его погубил.
– Почему город?
– возразила она.
– Дело не в городе. Ты оглянись вокруг: ведь все, кто здесь сейчас сидит, из деревни приехали. И официанты, и посетители, и эти трое тоже, - показала она на парней, глазевших на оркестр. Здесь только я и музыканты в городе родились... А ты выйди на улицу: каждый второй из деревни, на каждом шагу деревенский и еще едут, едут и едут...
– Из нашего селения почти никто не уехал, - сказал Энвер, - пару человек, не больше, а остальные все на месте.
– Может быть, не знаю. Я говорю про то, что вижу своими глазами. А отцу твоему просто не повезло. Бывает так - случайно напоролся на жулика. Не город его погубил, а жулик. А ты видел его?
– Видел один раз. Важный такой, лицо красное. Обещал помочь отцу устроиться в городе, квартиру сделать, работу хорошую найти. Попросил в долг денег, сказал, что вернет через месяц. А отец, бедный, восемь лет за ними ездил. Так и не получил... Ничего, попадется он мне в руки! Я уже его не пощажу! Я ему не отец.
– Да, я вижу, тебе лучше не попадаться, - улыбнулась она.
– Ты почему не ешь пирожное? Напоминаю на тот случай, если забыл: зовут меня Тома.
– Я не забыл, - сказал Энвер, хотя и забыл. Он взял одно пирожное и с удовольствием съел его, даже не запачкав рук. Это он тоже умел. Отец все же кое-чему успел научить его.
Какой-то здоровый жук, ошалев от яркого света лампы, которая висела над их столом, рванулся вдруг из рои мошкары и бабочек, безуспешно пытающихся пробиться сквозь стекло поближе к свету, и упал на плечо Томы.
– Ой!
– вскрикнула она и застыла, скосив глаза на жука, который с громким жужжанием пополз через грудь к вырезу ее кофточки.
– Убери его, - сказала она тихо, стараясь и губами не шевелить.
Вообще Энвер жуков не боялся. Но этот полз по ее груди, обтянутой тонкой тканью нейлоновой кофточки, и, чтобы убрать его, надо было дотронуться до этой груди.
– Убери его, - попросила еще раз Тома, по взгляду ее он понял, что она разрешает ему сейчас все. Он перегнулся через стол и сбил жука щелчком.
– Спасибо, - облегченно вздохнула Тома.
– Нашел время стесняться. Я же могла умереть со страха... Однажды, если бы не муж, я бы разрыв сердца получила...
– У тебя есть муж?
– спросил Энвер.
– Был.
– Сколько же тебе лет?
– Двадцать. А тебе?
– Тоже двадцать.
Она сделала несколько глотков шампанского и откусила кусочек пирожного.
– Мы еще не развелись в суде, но год уже не живем вместе.
– А где ты живешь?
– У мамы. На Восьмом километре... Нам скоро надо идти, а то я опоздаю на автобус. Ты не пьешь? Энвер выпил немного шампанского.
– Он тренер по волейболу, - сказала она.
– Молодой?
– Лет двадцать пять.
– Молодой. А почему вы разошлись?
– Даже не знаю... Из-за товарищей его. Он все время с ними таскался. А мне надоело... Я до сих пор его фамилию ношу.
– А почему вы поженились?
– Я влюбилась в него, а он - не знаю, - она сделала еще несколько глотков и опять откусила пирожное, - понравилась, наверное. Я тогда ничего была.
Она рассмеялась, отодвинула тарелку с пирожным и встала.
– - Ну пошли, а то я опоздаю на автобус.
– - Ты иди, я тебя догоню, - сказал Энвер. Он не хотел, чтобы она видела булавку на его кармане.
– Хорошо. Я тоже, пожалуй, туда зайду, причешусь, - она вышла из-за стола и направилась к женскому туалету".
Поскольку поиски Агамейти Байрамова затягивались, то на следующий день, прежде чем поехать в Салаханы, Энвер отправился на Колхозный базар, чтобы занять денег у земляка Нури, приехавшего в Баку с арбузами.
Арбузный сезон был в разгаре. Рынок был завален ими. Лавок не хватало, поэтому их наваливали высокими кучами прямо на асфальте, доставали весы и торговали без всякого прилавка.
– 0-го-го!
– кричали торговцы в разных концах рынка, - арбуз сабирабадский! Сладкий, как мед! Красный, как кровь!
Земляк тоже кричал. Он держал в руках огромный полосатый арбуз и громко кричал о том, какой это замечательный арбуз.
Потом земляк выхватил из-за пояса нож и, четырежды всадив его в арбуз, вытащил из него огромную бледно-розовую . пирамиду и поднял ее, насаженную на нож, над головой.
– О-ля-ля!
– закричал он, - второго такого не будет. Берите скорей или сам съем. Даром отдаю: двадцать копеек килограмм.
Люди брали и у него, и у других. Они лазили между арбузами, нагнувшись, выбирали их, потом крепко сдавливали руками, прижимая к уху. "Прекрасно идет торговля в городе, - подумал Энвер.
– Хорошо живут люди".
Одна женщина с огромной синей сумкой, осмотрев арбузы земляка, перешла к противоположной куче.
– Куда уходишь?
– крикнул земляк.
– Лучше моих арбузов нет!
Он хотел еще что-то сказать, но женщина (она стояла к нему спиной) нагнулась и начала выбирать себе арбуз. Короткое платье задралось, оголив ее ноги до сдавленных резинками голубых трико ляжек.
Слова застряли в горле бедного земляка Энвера. Он стоял в нелепой позе, с поднятым над головой ломтем арбуза, разинутым ртом и вытаращенными глазами, и нечеловеческим усилием удерживал в другой руке огромный недозрелый десятикилограммовый арбуз.
Энвер тоже видел эту женщину во всех ее бесстыдно обнажившихся подробностях. Ему было непонятно, почему она одела на базар платье, открывавшее ее тело взглядам каждого.
Женщина, повертев задом, ушла, так ничего и не купив. И тут земляк Энвера закричал, перекрывая все шумы базара.