Делу конец – сроку начало
Шрифт:
— А-а, это ты, — чуть оторвал тот голову от кушетки. — Что-то у тебя вид безрадостный. Такое впечатление, что тебе крепко досталось.
— Нет, просто я разбил твой телефон.
— Уронил, что ли? — безразлично поинтересовался Клетчатый, продолжая покрякивать под серией мелких ударов. Дамочка весело лупила его ребрами ладоней по продольным мышцам, как будто хотела сделать из Клетчатого отбивную.
— Нет. Он ударился о стену и раскололся на мелкие осколки.
— Не переживай, — отмахнулся Клетчатый. — Все это мелочь, я так поступаю после каждого неприятного разговора. Было бы чего жалеть. Пластмассу! Если хочешь, эта девушка поднимет тебе настроение.
Массажистка многообещающе посмотрела на Стася.
— Как-нибудь в другой раз, — постарался согнать с лица хмурость Куликов. — Я к тебе вот с чем: ты не забыл о своем обещании?
— Ты уже надумал?
— Мне бы не хотелось говорить об этом при посторонних.
Клетчатый восторженно охнул под новым нажимом сильных пальцев и тяжело выдохнул:
— Хорошо!.. Только ведь Клавочка не посторонняя, она моя личная массажистка. Ну да ладно, вижу, что ты не в настроении. Чего только не сделаешь для желанных гостей. — Клетчатый тяжеловато устроился на кушетке, завязал на пояснице полотенце и похвалил: — Тело так и горит, хорошо работаешь, Клавочка, считай, что ты разбогатела еще на сотню баксов. Ладно, иди погуляй, мне тут перетереть кое-что нужно.
Клава мило улыбнулась и направилась к двери. Вела она себя естественно, как будто всю жизнь вышагивала нагишом в чужом доме под взглядами незнакомых мужчин.
Куликов перехватил взгляд Клетчатого: цепкий, азартный. Наверняка в этот момент он представлял Клавочку совсем в иной ситуации.
Как только дверь прикрылась, он поделился:
— Массаж должна делать женщина и непременно голая. И именно вот такая киска, как моя Клавочка: поджарая, стройная, сильная. Вот она делает массаж и своим животиком мне бочок натирает. А на душе от этого радостно становится, и кровушка от такого волнительного момента не застаивается. Так что рекомендую. Знатная бабенка! Ладно, ладно, не морщись. Знаю, что ты однолюб. — И, приняв серьезный вид, осведомился: — Так чего ты хотел?
— Ты должен убрать одного человека.
Клетчатый не выразил удивления, весь его облик свидетельствовал о том, что он по нескольку раз в день получает аналогичные предложения.
— Кто такой?
— Мент, майор Шевцов.
— Та-ак, — в задумчивости протянул Клетчатый, — не хило.
Кожа у него была красной, словно он только что вышел из сауны в предбанничек. Куликов не торопил, и в этот раз пауза переросла в утомительное молчание. Швырнув в угол полотенце, Клетчатый медленно стал одеваться. Застегнув на рубашке последнюю пуговицу, вежливо поинтересовался:
— И чем же он тебе не угодил?
— Это мое дело.
— Понятно, — неопределенно проговорил Клетчатый, прикуривая от газовой зажигалки в форме дамского пистолета. Затянувшись, он пустил тонкую струйку в потолок.
Куликов не случайно обратился со своей просьбой именно к Клетчатому. Обоим это было понятно и совсем не требовало каких-то дополнительных разъяснений. Кроме своей основной деятельности — куратор Северо-Западного региона, — Клетчатый занимался еще тем, что выполнял работу киллера, и, как считали многие, делал он это для души. Что-то вроде небольшой разрядочки после тяжелого трудового дня. Так сказать, маленькое хобби большого человека. Но одно дело убрать свидетеля, о котором мало кто и вспомнит, совсем другое — завалить мента, человека казенного, наделенного властью. С милицией воюют, как правило, беспредельщики и явно отмороженные, те, кто живет одним днем и не заботится о последствиях. В конце концов каждый выполняет свое
— Он работает в уголовном розыске, ведет мое дело.
Клетчатый поморщился:
— Надеюсь, это не главная причина, почему ты его хочешь замочить.
— Нет. Его уберешь, назначат другого, только и всего. Есть вещи посерьезнее.
— Он замаран? — с надеждой посмотрел Клетчатый на Куликова.
Продажный мент презираем не только своими, уголовники тоже относятся к нему с брезгливостью. Как к крысе, пожирающей собственный помет. В этом случае убийство может восприниматься как богоугодное дело, а человек, совершивший его, может именоваться санитаром; в противном случае это злодейство.
— Чист, как младенец в утробе матери, — усмехнулся Куликов.
— Соврал бы хоть, мне легче было бы, — вздохнул Клетчатый, выпустив очередную струйку дыма. — Видно, придется на свечку разориться за упокой его души.
Глава 5
— Я-то думал, что встречу развалину, а ты вон как улыбаешься, — с самого порога заявил Шевцов, увидев лежащего на койке друга.
— Это я тебе улыбаюсь, а так не очень-то порадуешься с дыркой в боку.
— А тебя здесь, я смотрю, кормят хорошо, вон как щеки торчат.
— Ты еще скажи, что здесь и поспать можно. Вот этого, признаюсь, предостаточно. Наверное, на двадцать лет вперед выспался.
К капитану Васильчикову в больнице отнеслись с пониманием — он лежал в отдельной палате, пусть небольшой, но с холодильником, в самом углу стоял крохотный цветной телевизор.
Шевцов присел на край кровати, и пружины скрипнули, растянувшись.
— Ты, наверное, здесь не скучаешь, — подмигнул Шевцов, — я, пока по коридору проходил, обратил внимание на то, что тут такие классные сестрички ходят! Ты заметил, что женщины в белых халатах выглядят очень сексуально? А ты представляешь, какое у них богатство под этими легкими нарядами? — подзадорил Шевцов приятеля. — Еще не успев отбросить копыта, ты умудрился попасть в рай! Скажи мне откровенно, скольких сестричек ты соблазнил, пока здесь лежал?
Васильчиков вздохнул:
— Для этого нужен целехонький живот, а мне, как ты знаешь, его изрядно исковыряли. — После небольшой паузы он признался: — Есть здесь одна сестричка, только она больше по другой части… всю задницу мне уколами истерзала. А тут еще два дня назад клизму делала. Теперь даже и не знаю, как смотреть на нее, а ведь я имел на ее счет определенные виды, — с грустью заметил он.
— Ладно, не переживай, — сказал Шевцов. — Все образуется, в конце концов ты для нее герой, который получил ранение при выполнении боевого задания. А женщины всегда тянутся к героическим личностям. Да, вот здесь сухой паек, — освободился Шевцов от объемного пакета, поставив его на низенькую тумбочку, — апельсины, яблочки. Поправляйся.
— Это ты зря себя утруждал, — отмахнулся Олег. — У меня вся тумбочка фруктами забита, да что-то в горло ничего не лезет, — пожаловался он, — дерет, будто ежей глотаю. Видишь, как исхудал.
— Это бывает, — посочувствовал Вадим. — Главное, чтобы зажило, а там и вес наберешь, да еще такой, что женщины под тобой попискивать будут.
— Кстати, а как там Куликов?
— Пока ничего, ищем, — озабоченно ответил Шевцов. — Он затаился, о себе не дает знать, и мы даже не знаем, с какого бока к нему подступиться.