Демидовский бунт
Шрифт:
– Воистину все это так! – выкрикнул от себя Чуприн. – По взятии мною Выровского завода из той темницы шестерых работных едва ли не при смерти к солнцу достали.
Выборные, а вслед за ними и поп Семен, троекратно перекрестились. Через открытое окно зала с противоположного конца села донеслись возбужденные неясные голоса многочисленной массы людей.
– Что за содом и гоморра? – насторожился Чуприн и повернулся лицом к окну.
– Поглядеть надо – не солдаты ли ворвались с тыла! – вскочил с лавки Андрей Бурлаков.
– Заставы упредили бы. – Василий
Чуприн прихватил ружье и следом за Кузьмой Петровым выбежал на улицу.
В село, в окружении ромодановских ребятишек, вваливалась густая толпа вооруженных работных. Впереди распоясанный, в новых, грязью забрызганных козьих сапогах, вышагивал мужицкий атаман Гурий Чубук. И кафтан на нем явно с чужого плеча, узковат.
Чубук отбил поклон выборным, гордо произнес:
– Вот, атаманы-мужики, наказ ваш я исполнил! Последний здешний Демидова завод, Брынский, остановлен! Возьмите и нас в свое воинство!
Встречать вновь прибывших высыпало все Ромоданово. Ребятишки повисли на руках родителей, вернувшихся с дальнего завода.
Василий Горох, превозмогая боль в пояснице, всенародно отбил земной поклон работным.
– К часу трудному подоспели вы, братья. Нынче уже пробовали воевода и полковник Олиц нашу силу и крепость нашего духа. И надо теперь ждать нам со дня на день крепкого боя. Вон там наш недруг силы копит! – И Горох стволом ружья указал за Оку, где над Калугой мирно стлался густой звон: там звонили к вечерне.
Однако в Калуге, похоже было, и не думали повторять попытки усмирить мятежную волость воинской командой. Через три дня на восстановленной переправе появился канцелярист Пафнутьев. Приблизившись к берегу, он нацепил на нос стекла, важно выпятил грудь и, не сходя с парома, зачитал подступившим ромодановским выборным указ Сената о выдаче зачинщиков и о беспрекословном повиновении Никите Демидову и его наследникам.
– А куда подевал нашу челобитную, которую два дня назад мы вручили тебе? – спросил Василий Горох. Пафнутьев ответил, что с воеводским курьером она отправлена в Петербург Сенату.
– Нам тобою читаное не указ, – отрезал Василий Горох. – В том Сенате сидят такие же лихоимцы и притеснители, как наш Никита Демидов, как хозяин соседних мануфактур Афанасий Гончаров, у которого тако ж взбунтовались приписные работные и оказали неповиновение. Ведомо миру издревле, что ворон ворону глаза не выклюет… Езжай, писчая душа, от греха подальше! Скажи воеводе – ждем именного, матушки-государыни собственной руки указа, а не сенатского! На том и стоять будем до скончания живота!
Ночь на 24 мая. Над беспокойно засыпающим селом зажглись яркие улыбчивые звезды. Полная луна, словно раздобревшая молодка, кокетливо выглядывала из-за редких облаков на темную землю, на мужицкие дозоры вокруг Ромоданова, высвечивая им в помощь сумрачные овраги и лесные чащобы.
В окно осторожно постучали. Лукерья испуганно вскрикнула, рукой приостановила жужжащую прялку. Капитон отставил в сторону недоплетенный лапоть – горит на внуке обувка, словно не по земле, а по пожарищу тот бегает, смахнул с колен светло-коричневую чешую лыка.
– Кого это бог послал так поздно? – Капитон покосился на Анисью. Сноха в углу под лампадой молча вышивала новую рубаху Илейке. Подумал: «Может, Акулинушку где отыскали? Сколь дней минуло, как Ока вскрылась, а покойница все не предана земле…»
Вышел, настороженно открыл дверь и охнул сдавленно. Чего угодно ждал, только не этого! В дверном проеме, освещенная со спины желтым размытым светом, выросла зловещая фигура в солдатском кафтане, в широкой треуголке и при палаше. Капитон отшатнулся, лихорадочно вспоминая, где же в сенцах приткнул днем впопыхах топор?
– Не опасайся меня, добрый человек, – тихо проговорил солдат. – С миром пришел я… один.
Капитон с трудом совладел с собой, нерешительно пригласил нежданного гостя в избу.
– Того мне никак делать не можно, – вполголоса ответил солдат. – В великой тайне добирался я сюда от лагеря в село… На берегу меня добрый калужанин в лодке дожидается. Пошли кого ни то позвать ваших атаманов. Важную для них весть имею.
Капитон приоткрыл дверь из сенцев в горницу, позвал негромко:
– Илья, выдь на порог.
Послышалось шлепанье босых ног о пол – внук спрыгнул с полатей. И вот он рядом. Увидел солдата, застыл на месте.
– Иди сюда, не страшись. – Капитон притянул внука за плечо. – Беги в усадьбу, покличь выборных. Скажи тихо, что вестник с того берега дожидается.
Внук мигом исчез за темным плетнем.
Капитон и солдат присели на завалинке под окном, молча поглядывали друг на друга. Напротив них в темном огороде обшарпанное пугало, будто пьяный мужик у трактира, нелепо размахивало рукавами – от реки тянул порывистый свежий ветер. В соседнем подворье с риги за зиму Кузьма Петров снял всю солому, и теперь остов крыши напоминал скелет дохлой лошади: толстый позвоночник и белые, обветренные, дождями вымытые ребра-стропила.
Тяжелые шаги послышались издали. Капитон вышел встретить у калитки.
– Где вестник? – спросил Иван Чуприн, заметно запыхавшись от быстрой ходьбы через все село.
– Во дворе, проходите, атаманы.
Солдат вышел под лунный свет из-за темного угла, приветствовал атаманов снятием треуголки и глубоким поклоном. Ему ответили тем же, расселись опять в тени дома.
– Говори, брат, с чем пришел? – начал первым Иван Чуприн и доверительно положил руку на локоть драгуна.
– Получен указ Сената в Военную коллегию о высылке воинской команды супротив вас, – заговорил драгун, сильно окая. – При том указе есть особливая инструкция штаб-офицеру: поначалу увещевать мужиков, а выйдут на бой, так попервой для острастки стрельнуть пыжами. А буде и после этого не разбегутся, то б стрелять боевыми зарядами. Вот таковы новости, братья, – закончил драгун и посмотрел на атаманов – испугались или нет?