Демократия. История одной идеологии
Шрифт:
Другим режимом, подвергавшимся нападкам за коррупцию в политике, была, как известно, Третья французская республика (основные скандалы: «affaire des d'ecorations» [«Дело о наградах» [319] ], приведшее к отставке президента Греви; «affaire des fiches» [«Дело о карточках» [320] ]; позже, в тридцатые годы, — финансовые аферы, самая известная из которых — «дело Ставиского» [321] , многим стоившее политической карьеры). Однако и Италия, со скандалом Римского банка [322] , опрокинувшим Криспи, тоже внесла свой вклад. Презрение ко всему этому замечательно выразил Томас Манн в «Размышлениях аполитичного» (1918), где, в частности, есть очень удачное определение так называемой западной «демократии»: «ретро-буржуазная».
319
Дело о наградах — скандал, разразившийся во Франции осенью 1887 г., когда выяснилось, что Даниэль Вильсон, депутат парламента и зять президента Жюля Греви, осуществляет своеобразную торговлю государственными наградами, особенно орденом Почетного легиона, раздавая их и за деньги (орден Почетного легиона за 25 тыс. франков) и за паи в различных компаниях. Дело вызвало правительственный кризис, и президенту Греви пришлось уйти в отставку (прим. пер.).
320
Дело о карточках — В 1900-1904 гг. стало известно, что во французской армии существовала негласная система «карточек», в которых отмечались религиозные и политические убеждения офицеров; записи в карточках способствовали либо препятствовали
321
Дело Ставиского — 23 декабря 1933 г. Серж Александр Стависки был арестован за распространение фальшивых чеков на сумму в 235 млн. франков. Во время процесса обнаружились тесные связи обвиняемого с высокопоставленными государственными чиновниками и депутатами парламента (прим. пер.).
322
Скандал Римского банка — скандальная история о хищениях в эмиссионных итальянских банках, имевших место в 1892 г. Премьер-министр Дж. Джолитти, скомпрометированный последовавшими разоблачениями, ушел в отставку и в ноябре 1893 г. уступил пост Франческо Криспи, но дальнейшие разоблачения задели и самого Криспи. Выяснилось, что если Джолитти пользовался такими деньгами для своих политических целей, то Криспи (и его жена) — для личных целей (прим. пер.).
Убедительный, широкий взгляд на процесс приручения «демократической» политики господствующими экономическими силами, охватывающий историю Европы от 1848 года до периода после Первой мировой войны, отражен в «Кризисе демократии» Отто Бауэра [323] :
Демократия явилась результатом классовой борьбы в капиталистическом обществе. Она взросла на почве капиталистического общественного строя. В этом обществе по-прежнему существует капитализм; по-прежнему в руках капиталистов сосредоточена частная собственность на средства производства, а следовательно, и господство капиталистов над рабочими. Но в государстве отменено избирательное право на основе имущественного ценза, гарантировавшее капиталистам политическую гегемонию; рабочие, крестьяне и мелкая буржуазия приобретают все гражданские права и числом своих голосов отвоевывают себе государство. «Но главное противоречие этой конституции — пишет Маркс, — заключается в следующем: посредством всеобщего избирательного права она дает политическую власть тем самым классам, социальное рабство которых она должна увековечить, — пролетариату, крестьянству и мелкой буржуазии. А тот класс, чью старую социальную власть она санкционирует, — буржуазию — она лишает политических гарантий этой власти. Политическое господство буржуазии втиснуто ею в демократические рамки, которые на каждом шагу содействуют победе противников буржуазии и ставят на карту самые основы буржуазного общества». Но это противоречие, обостряющееся в периоды серьезных общественных смут, в повседневной практике поступательного капиталистического развития преодолевается быстро и безболезненно. Класс капиталистов сумел и демократические институты превратить в орудия своего классового господства [324] .
323
Отто Бауэр (1881-1938) — лидер австрийских социалистов до Второй мировой войны, теоретик австромарксизма, министр иностранных дел Австрии (1918-1919), один из инициаторов создания Социалистического рабочего Интернационала (прим. пер.).
324
Bauer О., Tra due guerre mondiali?, pp. 89-90. [Цит. из Маркса: Сочинения. Том 7, с. 41. — Прим, перев.].
Подтверждением гегемонии, достигнутой не только над всей политической структурой, но и, что знаменательно, над социалистическими партиями (за исключением несогласного меньшинства) явилось летом 1914 года присоединение каждой из этих партий к соответствующему «патриотическому» фронту: во Франции такой фронт носил помпезное, несколько комическое наименование Union sacr'ee [Священный союз]. «Очень немногие писатели и художники, — писал о Германии Эдмон Вермейль [325] , — сумели устоять перед безумием всеобщего энтузиазма и священного союза» [326] . То же самое можно сказать и о других странах, вступивших в войну. Как правило, в работах, посвященных этим вопросам, справедливо подчеркивается «духовная мобилизация», способность милитаристской пропаганды опутать всех своей сетью, привлекая к себе на службу интеллектуалов; совершенно верно освещается соскальзывание различных социалистических партий к империалистической или субимпериалистической политике тех или иных стран: к этой теме мы вскоре вернемся. Но зачастую остается в тени основной феномен, определяющий после войны 1914 года развитие парламентских европейских «демократий». Это — кризис самого института, самый серьезный до массовой победы фашистских режимов; кризис, открывший дорогу авторитарным решениям, прежде всего итальянскому фашизму. В Италии, в частности, таковым кризисом было само вступление в войну, навязанное стране в мае 1915 года своего рода королевским «государственным переворотом» [327] . После чего, само собой разумеется, парламентская жизнь замирает, «замораживаются» парламенты, избранные до конфликта, но их влияние на общественные Дела, in primis на самые важные из них — а именно на войну — все время ослабевает во всех воюющих странах, будь то «демократии» в союзе с царем либо свирепые (согласно пропаганде Антанты) центральноевропейские «автократии». Власть военных безмерно возрастает; в Германии в последний год войны, в сущности, устанавливается диктатура генерала Людендорфа (будущего покровителя первых гитлеровских авантюр). Везде пытаются tout court «обходиться» без парламентского контроля. Целым этапом и немаловажной частью такого поворота к авторитаризму, обусловленного войной и богатого на последствия, является вовлечение социалистов в военную истерию.
325
Эдмон Вермейль (1878-1964) — французский ученый, специалист по немецкой истории и культуре (прим. пер.).
326
Vermeil E., La Germania contemporanea, итал. перевод, Laterza, Bari, 1956, p. 182.
327
...королевским «государственным переворотом» — обстоятельства вступления Италии в Первую мировую войну: ее правительство не сразу определилось, к какой стороне примкнуть, поскольку и Австро-Венгрия с Германией, и Антанта обещали Италии территориальные приобретения в случае поддержки. Парламент тем не менее проголосовал за нейтралитет. Однако в стране ширилось движение за вступление в войну на стороне Антанты, которое возглавляли социалист Бенито Муссолини и писатель Габриэле д’Аннунцио. Они организовали демонстрации против парламента и «нейтралистов», король Виктор-Эммануил ІІІ встал на их сторону, и 23 мая 1915 г. Италия объявила войну Австро-Венгрии (прим. пер.).
Позже, когда в головах прояснилось, их стали с насмешкой именовать «социал-патриотами». Но вначале лишь небольшие, остававшиеся в меньшинстве фракции не соглашались с такой политикой. Военно-патриотический поток не захлестнул лишь итальянцев и русских из «большевистской» фракции, возглавляемой Лениным. До последнего боролся за мир высоконравственный человек, мудрый политик и знающий историк Жорес, убитый 31 июля 1914 года фанатиком из правых. Ко времени его похорон, 4 августа, несмотря на попытки in extremis профсоюзных лидеров, и несмотря на встречу (1 августа) французских и немецких социалистов, на которой было принято общее решение не голосовать за военные кредиты, уже повсюду возникли «священные союзы», и каждая партия равнялась на свое правительство, склоняя голову перед всеобщей мобилизацией. Тех, кто по-прежнему был не согласен, стали считать вражескими агентами.
Это была нижняя точка. Настоящее падение в пропасть после апогея, достигнутого всего два года тому назад, когда в Германии на выборах 1912 года социал-демократическая партия получила около 4,25 млн голосов из 12 млн избирателей, и Европа, как писал Бродель, стояла «у края социализма». Но трезвость, с какой мы сегодня оцениваем ту или иную ситуацию, легко нам доставшаяся, не должна помешать нам разобраться в механизме, определившем столь плачевный исход. То был механизм неизбежной, прогрессирующей интеграции, которая является оборотной стороной вхождения в систему. Русским социал-демократам («большевистской» фракции) было легче противостоять неодолимой силе, которая захватила всех остальных: само положение вне закона и открытое противостояние самодержавию оберегало эту партию от патриотических тенденций. В Италии тоже сложилась особая ситуация: не зря Энгельс указывал в своем «завещании» 1895 года, что «романские» партии все еще являются по сути экстремистскими и мало привержены выборной парламентской борьбе. В самом деле, итальянские социалисты, разобщенные, подвергаемые после Капоретто [328] давлению и прямому шантажу, лучше умели противиться все более разнузданной оргии патриотизма.
328
Капоретто — битва при Капоретто (24 октября — декабрь 1917 г.) — широкомасштабное наступление австро-германских войск на позиции итальянской армии, одно из крупнейших сражений Первой мировой войны, сокрушительное поражение итальянских войск (прим. пер.).
Такое положение вещей не сложилось в одночасье. Опасность войны в Европе существовала и в предшествующие годы. Со дня на день все ожидали столкновения между империалистическими державами. Вильгельм II не делал тайны из своих намерений; Франция всегда была готова к реваншистским выпадам из-за Эльзаса; Англия не могла потерпеть, чтобы Германия, чей флот увеличивался с каждым днем, оспаривала у нее мировое господство, и всеми средствами пыталась добиться союза с Россией, натравить этого гиганта на восточные границы Рейха. Таков был расклад сил. Поражает тон одного письма Энгельса, написанного в октябре 1891 года, когда в воздухе носилась опасность войны против союза России и Франции. Старый патриарх, напуганный такой перспективой, пишет: «В случае победы России мы будем раздавлены. А потому, если Россия начнет войну, — вперед, на русских и их союзников, кто бы они ни были. /.../ Мы еще не забыли славного примера французов 1793 г., и если нас к тому вынудят, то может случиться, что мы отпразднуем столетний юбилей 1793 г., показав при этом, что немецкие рабочие 1893 г. достойны санкюлотов того времени» [329] (!). А в письме, относящемся к следующему году, договаривается до того, что в Германии «революция может произойти только из армии». В общем, смычка различных Шейдеманнов [330] с правительством во имя родины идет издалека.
329
Энгельс Ф. Письмо А. Бебелю 24-26 октября 1891 г., Сочинения. Том 38, с. 162.
330
Шейдеманн, Филипп (1865-1939) — немецкий политик, один из лидеров социал-демократической партии Германии (СДПГ), первый премьер-министр (канцлер) Германской (Веймарской) республики (1919) (прим. пер.).
И находит — в этом, следует отметить, и состоит специфика немецкой ситуации — подготовленную почву в межклассовой солидарности, которую во имя «германской», «органичной» демократии прилежно взрыхляли как власти, так и интеллигенция в те месяцы массового безумия летом 1914 года. «Не должно быть никаких разногласий между классами и конфессиями, между вышестоящим и нижестоящим, между культурным и некультурным, — твердил Виламовиц, светило Берлинского университета, в своих «Речах военного времени». — Единство — залог здравия нашего народа. Сын князя и благородный вождь социалистов скрепили его своей кровью. Да будет проклят тот, кто пытается подорвать его!» (например, еврейка Роза Люксембург, которая разъясняет, рискуя жизнью, что «главный враг» находится в собственной стране...) [331] . Вот что еще говорил в эти месяцы Виламовиц:
331
За распространение листовок с таким текстом Либкнехт был вновь арестован и подвергнут во время войны длительному заключению.
Больше никто в Германии не должен чувствовать себя одиноким, разве что по собственной вине /это похоже на угрозу/ Никогда отдельная личность столько не значила для государства; никогда власти не вторгались так глубоко в жизнь отдельной личности, налагая предписания и запреты. Никогда они не встречали столь единодушной покорности. В этом благословение нашего военного воспитания: тому, кто командует, оно внушает чувство ответственности; тому, кто подчиняется, — мысль о необходимости подчинения [332] .
332
Willamowitz-Moellendorff U. von, In den zweiten Kriegswinter (1915), в Reden aus der Kriegszeit, Weidmann, Berlin, 1915, pp. 289-290.
Молодой Либкнехт не ошибался, когда называл армию кузницей консенсуса.
10. ТРЕТЬЯ РЕСПУБЛИКА
Есть некие исходные декорации, среди которых появляется на свет Третья республика. Это — массовый расстрел нескольких десятков тысяч коммунаров. Маршал Мак-Магон, руководивший операцией и устроивший «кровавую неделю», и генерал Галлифе, который после расправы над коммунарами «благородно» отказался от продвижения по службе, ибо «одержал победу над французами», в равной мере ответственны за это славное деяние. Мак-Магон даже стал президентом республики (1873-1879), сразу после Тьера (1871 -1873). Мак-Магон насчитал около пятнадцати тысяч «расстрелянных на месте»; по подсчетам генерала Аппера [333] их было семнадцать тысяч, а Жорж Буржен [334] , хоть и намеренно занижая оценку, считал, что убито было никак не меньше двадцати тысяч [335] . Однако же более выверенные данные, от Альбертини [336] до Бонфуа [337] , гласят, что расстреляно было не менее тридцати тысяч человек [338] . Это число охватывает лишь казни, производившиеся «на месте». Следует добавить к этой «первой», отмеченной дикой яростью, волне репрессий бесконечные судебные процессы над сорока тысячами арестованных; 10 137 из них были приговорены к разным мерам наказания, включая высшую. К этим цифрам надо добавить сотни расстрелов, произведенных в самый момент «прорыва» и захвата повстанцев, которые шли сдаваться, все еще с оружием в руках. «Население, — писал Максим Дю Камп [339] в своем монументальном труде «Конвульсии Парижа» (1878/79), — проявило низменную жестокость. После двух месяцев навязанной им Коммуны обыватели и не пытались обуздать свою ярость; с каждым днем она возрастала стократно, производя омерзительное впечатление». Исходные декорации включают и это тоже: яростную враждебность большинства, доносы по малейшему подозрению.
333
Аппер, Феликс Антуан (1817-1891) — французский военный и дипломат, посол Франции в Российской империи. Бригадный генерал с 1870 г., после разгрома Коммуны был главой трибунала в Версале (прим. пер.).
334
Жорж Буржен (1879-1958) — французский историк, сотрудник парижского Национального архива и член Общества изучения истории Французской революции, автор книги «История Коммуны» (1907) (прим. пер.).
335
Bourgin G., Apergu sur Thistoire de la Commune de 1871, «Revue Hist orique», 55, май-август 1930, pp. 88-96. Ему же принадлежат, в Enciclopedia italiana, страницы о Коммуне в статье Parigi (storia), voi. 26 (1935), p. 340, где он, правда, говорит о «множестве» расстрелянных.
336
Альбертини, Жорж (1911-1983) — французский политический деятель, социалист и пацифист (прим. пер.).
337
Бонфуа, Эдуар (1907-2007) — французский политический деятель и публицист (прим. пер.).
338
Эти данные приводятся и в таком известном издании, как dtv-Lexicon zur Geschichte und Politik im 20Jahrhundert, I, Deutscher Taschenbuch Verlag, M`unchen, 1974, p. 262.
339
Максим Дю Камп (1822-1894) — известный французский писатель, член Французской академии (прим. пер.).
Даже в наш жестокий XX век редко случалось, чтобы столько людей было расстреляно за один раз. А в те времена это было неслыханно. Победители избрали путь массового уничтожения противоборствующего класса, решившись истребить всех активных участников социально-политического переворота, потерпевшего поражение. Прекрасный пример расправы над целым классом в самом сердце «цивилизованной» Европы, более того — в ее признанной столице. Буржуазия решила продемонстрировать, что вполне способна применить «методы 93-го года» и против «четвертого сословия» тоже. Когда пытаются, а такие попытки предпринимаются не один год, установить, «кто начал» затяжную «гражданскую войну», прошедшую через весь XX век, следовало бы иметь в виду этот важный прецедент.