Демон Господа
Шрифт:
Входящие услышали громкое фырканье, за которым последовала непонятная скороговорка. Звери забеспокоились, зарычали, затопали так, что сотрясся даже вымощенный каменными плитами пол.
— И что они обнаружили в мушином гнезде? — выкрикнул Саргатан, пригибаясь к уху Элигора.
Бегемоты внезапно смолкли, улеглись; слышалось лишь их сопение да ворчание. Элигор удивился: не от звуков ли голоса Саргатана они вдруг затихли?
— Вход и выход из Диса строго контролируется, — сообщил Элигор, стараясь, чтобы голос его не звучал слишком обеспокоенно. — Но нашим агентам удалось выбраться. Все они сообщают, что у городских стен собирается несметное войско. Командует сам главный генерал Молох.
Саргатан шагал четко и размеренно, глядя себе под ноги.
Они проходили мимо загонов, в каждом из которых находился один бегемот, и Элигор, продолжая докладывать, рассматривал чудовищ и загоны, сооруженные из кости абиссалей и обитые слоем свежей плоти, чтобы смягчить удар в случае, если ценный боевой зверь случайно на них наткнется. Загоны для них сделали такими же, в каких их содержали дома, чтобы звери не пугались резкой смены обстановки.
Но как ни интересны были загоны, их обитатели оказались намного любопытнее. Сдержанный Иен Вань вкратце рассказал и об их земной жизни. Будучи императорами, визирями, генералами земли Цинь, они совершили множество жестоких преступлений, лютовали и зверствовали, не зная удержу, и за это претерпели превращение в гигантских четвероногих. Теперь они были пригодны не только для использования на поле боя, но и для перемещения грузов и выполнения иных задач, в частности тяжелых хозяйственных работ. Начисто лишенные пальцев, они несли свой вес на напоминающих копыта культях и ростом в холке втрое превышали Саргатана. Громадные ручищи, росшие, как и положено, из плеч, оканчивались молотообразными роговыми утолщениями, весом в два-три демона каждое. Головы были увенчаны рогами, носы и верхние челюсти отсутствовали, а длинные, бивнеобразно искривленные подбородки вполне могли служить таранами. Элигору захотелось увидеть их на поле боя. Бегемоты тоже удостаивали его взглядами узких глаз, а иные бормотали себе что-то под отсутствующий нос — явно что-то недоброе.
На Саргатана ни эти предполагаемые оскорбления, ни вонь испражнений и мускусных выделений никакого впечатления не производили — он шествовал молча, иной раз поднимая руку к подбородку или поджимая жесткие губы. Элигор почувствовал досаду от того, что его сообщение испортило государю впечатление от осмотра бегемотов.
В конце обхода Саргатан снова посмотрел на Элигора.
— Он поручил разделаться с нами своему главному генералу, — негромко, как бы обращаясь к самому себе, проговорил Саргатан. — И скорее, чем я ожидал. Рассчитывает на внезапность. Поспеши к Валефару, пусть он немедленно созывает совет союзников, а те пусть оповестят своих командиров. И пусть прикажет срочно начать развертывание легионов, наших и союзных. Привлечь и Ганнибала с тем, что у него есть. Битва с Астаротом — всего лишь пограничная стычка в сравнении с тем, что нам предстоит.
— Слушаюсь, государь.
— Осмотр окончен, — повернулся Саргатан к сопровождающим их чиновникам Йен Ваня. — Передайте вашему господину, пусть готовит бегемотов к сражению. — И снова кивнул Элигору: — Я — тоже во дворец, поработаю над заклинаниями. Сможешь найти меня в Магическом зале.
Элигор откланялся и заторопился выполнять приказ.
Первый министр в напряженном раздумье склонился над столом. Угловатое тело его, подсвеченное огнем светильников, выделялось на фоне широких окон. Рядом на столе возвышался открытый ларец, почти сундук, из которого Валефар извлек несколько изделий и необработанных находок, доставленных, по большей части, с Пустошей. Валефар имел творческий склад ума; множество мозаик, украшавших стены его покоев и комнат друзей, были результатом многих дней труда и постоянной сосредоточенности. Эти произведения обманывали зрителей своей простотой, намеренным несовершенством, иногда они казались грубыми, даже непонятными. В покоях Элигора тоже было произведение Валефара, которое капитан с гордостью показывал гостям, — мозаика из полупрозрачных слоев чешуи абиссалей и заостренных пластин, некоторые из которых до сих пор переливались или сияли серебристо-черным цветом. Элигор открыто признавался, что не улавливает смысла этого произведения, но находил его каким-то своеобразно завораживающим.
Войдя, Элигор снова обратил внимание на постоянный неизменный поток документов, которые доставляли министру, и терпеливо принялся ждать, стоя за спиной хозяина кабинета, не желая прерывать поток его мыслей. Тихая пульсация сердцечасов в соседней комнате, скорее осязаемая, чем слышимая, отмеряла медленные минуты.
— Что произошло, Элигор? У тебя аж крылья подергиваются, — не оборачиваясь и не отрывая взгляда от стола, спросил Валефар.
— Война, господин мой Валефар, — отозвался Элигор, вовсе не расстроившись, что его так запросто не только заметили, даже не посмотрев, но и без всяких усилий прочли его эмоции.
— Она действительно так нужна Саргатану?
— По всей видимости…
Валефар соединил обломок изогнутой кости абиссали и какой-то серый кусок старой кожи неизвестного происхождения. Кратким заклинанием сплавил эти два предмета и, склонив набок дымящуюся голову, критически осмотрел получившееся изделие. Потом отодвинул его вместе с остальным пестрым ворохом предметов на край стола, освобождая место.
Все еще не глядя на Элигора, он повернулся в его сторону, на мгновение замер, затем меж кипами исписанных пергаментов направился к высокому шкафу с распахнутыми дверцами, также забитому свитками и стопками рукописей.
Он неторопливо выгрузил содержимое полок, и обнажилась задняя стенка, на которой Элигор с трудом разглядел узкий вертикальный прямоугольник почти в рост демона.
Валефар вытащил полки и нажал на невидимый рычаг. Взметнулась потревоженная пыль. Валефар подождал, пока воздух хоть немного очистится, и обеими руками извлек из тайника длинный, узкий металлический футляр. Элигор уже видел его однажды, давным-давно, когда Валефар впервые появился на том месте, где впоследствии возник дворец Саргатана.
Первый министр торжественно водрузил футляр на расчищенную поверхность стола, склонил голову, что-то еле слышно прошептал. Футляр издал шипение, изнутри него вырвалось ангельское слово «гемеганца», крышка со щелчком откинулась. Глаза Элигора расширились, освещенные покоящемся внутри предметом, огненным мечом «иалпор напта», мечом Великой войны. В Аду! Неужели он пережил Низвержение? Но глаза не обманывали Элигора, ошибки быть не могло.
Меч словно нежился в невесомой золотистой паутине подвески, и огненная точка, исходя из рукояти, медленно двигалась по его клинку в направлении острия. С виду напоминающий длинное, тонкое перо странной птицы, он, казалось, и от тумана бы отскочил, но Элигор помнил, сколько ангелов поразило это грозное оружие.
Валефар поднял меч с его ложа.
— Позволь мне рассказать тебе одну историю, Элигор… Давно это было, в канун войны на Небесах. Но я помню, словно это произошло только вчера. Я сидел на холмике вблизи Древа, лакомился Светом, наслаждался порханием радужно-пурпурных чалкадри в лазурном небе, их сладостным, звонким пением. Прозрачен воздух, тих и ароматен… ах, аромата этого мне не забыть… — Валефар умолк, следя за продвижением очередной огненной точки по ости пера-меча. — Так сидел я, наслаждался, пока ко мне не приблизился Саргатан. Он горел гневом Люцифера и уже давно не различал, где его чувства, а где чужие. Я не слеп, как и ты, Элигор, — мы тоже разделяли этот гнев, но не с такой страстью. И с каждым его словом меня все больше охватывала печаль, я чувствовал, что, если грянет Война, ничто не останется прежним. А Саргатан повторял доводы Люцифера, и все больше распалялся, и схватился за меч. Я спросил его тогда, так же как тебя теперь, желает ли он войны. И лишь он успел с жаром крикнуть: «Да!» — как рядом с нами опустился крохотный чалкадрик. Он склонил головку набок и замер, как будто внимал нам. В слепой ярости Саргатан взмахнул мечом, рассек детеныша. Может быть, увидел в нем соглядатая, око и ухо Трона… Не знаю. Но он тут же опомнился, и в глазах его показались слезы. Он опустился на колени и отдал мне меч. Вот этот самый меч…
Словно в поединке с тенью, Валефар взмахнул клинком. С острия сорвалось яркое сине-белое пламя, громко затрещал, сгорая, воздух.
— Он сказал мне тогда, что не хочет этого меча, не хочет войны… Но, сказал он, гнев проник уже слишком глубоко, и иного пути, кроме войны, нет. Я принял этот меч, и последовал за Саргатаном, и сражался до конца. У него был потом другой такой же меч, но он утратил его при Низвержении.
— Как тебе удалось сохранить этот?
— Это загадка. Я очнулся в дымящейся воронке и обнаружил его рядом. Тогда не удивился — подумал, что так, с оружием, упали и другие.