Демон Монсегюра
Шрифт:
Утром, проснувшись, Клермон не придал значение сну, ощущая себя молодым, красивым, счастливым, предвкушающим свадьбу. Он представлял Элеонору в своих объятиях, фантазия разыгралась до такой степени, что пришлось охлаждать разгорячённые чувства холодной водой, которой была наполнена чаша для умывания.
– Вы уже пробудились? – вежливо поинтересовался граф де Плессье, вошедший в спальню Клермона и Амильена. К тому времени молодые люди уже успели умыться и привести себя в порядок. Граф окинул их придирчивым взором. – Итак, вы готовы вступить в ряды нашего ордена? – ещё раз уточнил он.
– Да, монсеньор! – подтвердили оба шевалье.
– Что ж, прекрасно… Тогда вам надлежит позавтракать и отправиться со мной в Ренн-ле-Шато. Ритуал свершиться ровно в полночь в церкви Марии-Магдалины.
Гости многозначительно переглянулись.
Магистр понял причину их столь неоднозначной реакции.
– Господа, вас смущает, что ритуал пройдёт в церкви?..
Те кивнули в знак согласия. Граф де Плессье таинственно улыбнулся.
– Уверяю вас, предстоящий ритуал ни в коей мере не имеет отношения к римско-католической церкви. Вас никто не заставит исповедоваться или причащаться. Церковь Марии-Магладины выбрана не случайно, ибо возведена она на месте древней часовни ещё построенной арианами [38] . Они также, подобно катарам, отвергали божественное происхождение Иисуса Христа, считая, что он, как и все смертные, имел жену и детей. И культ его жены Марии-Магдалины тому подтверждение.
38
Арианство – теологическое учение, возникшее в IV–VI в.в. н. э. в поздней Римской империи, получило название по имени своего зачинателя – александрийского священника Ария. Ариане отрицали божественную суть Христа и верили в Бога-отца, Логоса. В 325 году был собран Никейский собор, на котором римские священники провозгласили арианство ересью. Однако арианство ещё долго сохранялось в Европе, в частности в южном Лангедоке. После Первого крестового похода оно трансформировалось в катарское учение, приняв догматы, привезённые рыцарями с Востока. Но суть осталась прежней.
Клермон, подавив волнение, задал вопрос, который на данный момент волновал его гораздо больше, чем вступление в ряды ордена тамплиеров:
– А как же Элеонора?..
Граф поспешил заверить:
– Не волнуйтесь шевалье, я скажу женщинам, что мы мужской компанией отправимся осматривать мои владения, теперь, можно сказать, – уже ваши и будем поздно. Возможно, заночуем в Ренн-ле-Шато. Тем временем в замке приготовления к вашей свадьбе, Клермон, будут идти полным ходом.
В полдень мужчины покинули замок Бланшефор и верхом на лошадях направились в Ренн-ле-Шато.
Клермон с интересом созерцал окрестности, ибо вскоре этим землям предстояло стать его собственностью. Шевалье увидел несколько исправных селений, обширные пастбища со множеством домашней скотины, ухоженные виноградники. Всё это вселяло в его сердце надежду: замок Бланшефор станет его родовым гнездом, и они с Элеонорой будут обеспечены.
Наконец всадники достигли Ренн-ле-Шато, небольшого селения, основанного ещё арианами много веков назад вокруг часовни Марии-Магдалины. Здесь они обосновались, дабы избежать преследования римско-католической церкви, которая провозгласила арианство ересью. Арианских селений, подобных Ренн-ле-Шато, в те времена на землях южного Лангедока было множество. Теперь же потомки ариан стали называться катарами, но суть их веры почти не изменилась.
Магистр распорядился разместить Раймонда, Амильена и Клермона в отдельно стоявшем доме на окраине селения, где они должны будут предаваться размышлениям и соблюдать кратковременный пост до полуночи.
Взору неофитов открылась просторное помещение с простой обстановкой: посередине стоял стол, вокруг него – табуреты, около стен лежали несколько тюфяков, набитых свежей соломой. При входе стояла деревянная бадейка, наполненная водой. Окно было закрыто ставнями, через них проникал скудный солнечный свет.
Амильен тотчас снял облачение, утолил жажду из бадейки с водой, расположился на одном из тюфяков и прикрыл глаза. Мысли его унеслись далеко от Ренн-ле-Шато – на Святую землю, а затем на Кипр, где было суждено возникнуть центральной прецептории ордена.
Раймонд и Клермон последовали его примеру.
Едва Клермон лёг и прикрыл глаза, как перед ним появился облик Элеоноры…
Раймонда же одолевали, отнюдь, не любовные помыслы. Бремя власти заставляло его размышлять о более насущный проблемах. А их было предостаточно: как удержать баронов в повиновении? Как избавиться от папских шпионов, наводнивших Лангедок? В частности доминиканцев, которые были уполномочены понтификом проводить, недавно утверждённое специальной буллой, инквизиционное расследование. Как лучше распорядиться финансовой поддержкой магистра де Плессье?..
…Солнце клонилось к закату. В доме, где расположились неофиты, стемнело. Раймонд поднялся с тюфяка, зажёг свечу при помощи огнива, предусмотрительно оставленных магистром и сел за стол.
Амильен также очнулся и присоединился к свояку.
Они в полголоса обсуждали события последних дней, стараясь не разбудить Клермона. Тот же пребывал в стране грёз. Юному жениху снилась Элеонора, с которой он предавался любовным наслаждениям. Но неожиданно появился Бафомет и сладострастная истома, в которой пребывали влюблённые, внезапно оборвалась…
Клермон открыл глаза, осмотревшись, он поднялся с тюфяка, его мучила жажда. Напившись, из бадейки, он начал мерить шагами комнату, размышляя: почему в столь ответственный момент ему приснился Бафомет? Может, он хотел напомнить о своем существовании? Как знать, а если, действительно, Клермон именно магии обязан неожиданно свалившемуся богатству?
Наконец Раймонд не выдержал:
– Что с вами, брат мой? Вы нервничаете?.. Напрасно… Всё складывается прекрасно.
Клермон остановился и воззрился на старшего брата, размышляя признаться ли ему в том, что обнаружилось в сундуке прадеда? Или не стоит?
– Орден тамплиеров сосредоточил в своих руках огромную власть, – заметил Амильен. – Для рыцаря – честь вступить в его ряды. И мы нежданно-негаданно её удостоились! Так стоит ли терзаться сомнениями?!
– Несомненно, вы правы… – согласился Клермон, ощущая всё большее волнение с приближением полночи.
– Держитесь, брат мой. Не пристало шевалье де Монсегюру проявлять слабость, ведь вам предстоит в скорости управлять замком Бланшефор и его землями. А это потребует от вас силы воли и самообладания. Уж можете мне поверить… – наставительно произнёс Раймонд.
Клермон усилием воли взял себя в руки сел на табурет подле брата.
… Неофиты провели в ожидании ещё несколько часов, прежде чем дверь дома открылась, и на пороге появился Филипп де Плессье. В руках он держал какие-то одежды.
– Как вы себя чувствуете, друзья мои?.. – вкрадчиво поинтересовался он.
Раймонд согласно старшинству ответил за всех троих:
– Отлично, магистр! Мы готовы следовать за вами в церковь Марии-Магдалины и принять посвящение.
Де Плессье кивнул.