Демон отверженный
Шрифт:
Я от злости нахмурила лоб.
— Демонская копоть, — сказала она отстраненно. В ее бегающем взгляде был стыд. — Он думает, это кровавый поцелуй смерти. Уверен, что я осквернена и грязна и что это заразно.
Я не могла этому поверить. Трент, убийца и наркобарон, считает Кери грязной?
— Ну, — добавила она мрачно, будто услышав мои мысли, — теоретически он прав. Я могла бы переплеснуть грязь на него, но не стала бы. — Она подняла на меня глаза, потемневшие от сдерживаемого горя. — Ты мне веришь?
Я вспомнила реакцию Трента на черную магию, и стиснула
— Ага… да, — поправила я сама себя. — Он бы до тебя не дотронулся?
На лице Кери читалась мольба.
— Не сердись на него, Рэйчел, — попросила она проникновенно. — Варфоломеевыми яйцами клянусь, Рэйчел, у него есть право бояться. Я злая, отвратительная, своенравная — и вся в демонской копоти. При первой нашей встрече я вырубила Квена черной магией, а потом угрожала ему самому.
— Он же хотел одурманить меня незаконными чарами! — возразила я. — Что тебе еще оставалось делать? Просить его хорошо себя вести?
— Квен понимает, — сказала она, рассматривая свои неподвижные пальцы. — Мне не нужно объяснять ему себя или свое прошлое. — Она подняла голову. — Я даже не знаю, как это случилось.
— Э-гм, — промямлила я, чувствуя, что рассказ подходит к моменту, которого я слышать не хочу.
— Я согласилась встретиться с Трентом. Хотела извиниться за то, что ему угрожала. Хотела услышать, как его генетические исправления сохраняют жизнь нашему виду там, где отказывает магия. День прошел на удивление хорошо, и сады у него такие прекрасные — безмолвные, но прекрасные, — и мы договорились попить чаю на следующей неделе, и я ему рассказала о своей жизни с Алом. — У нее выкатилась слеза, скатилась по щеке и упала. — Я хотела, чтобы он узнал и понял, что демонская грязь — не признак нравственного падения, а просто след неравновесия на душе. Мне казалось, что он уже начинал понимать, — тихо добавила она. — Мы даже смеялись одним и тем же шуткам, но когда я его коснулась, он резко отдернулся. Он тут же извинился, покраснел, но я поняла, что весь этот день был притворством. Он меня развлекал потому, что считал это необходимым, а не потому что хотел.
Я это видела прямо как наяву. Трент — мразь.
— Я тогда досидела до конца, играя роль аристократки, принимающей сына потенциального союзника, — договорила она, и я ощутила раненую гордость и стыд, которых не могли спрятать слова. — Слава богу, что я увидела его истинные чувства раньше, чем… смягчилась бы к нему сердцем.
Она шмыгнула носом, и я подала ей салфетку, положенную ею около чайника. Она сказала, что он ей безразличен, но я видела, что она глубоко ранена. Пожалуй, поздно Тренту пытаться загладить вину перед гипертрофированной гордостью этой женщины.
— Спасибо, — сказала она мне, промокая глаза. — В тот день Квен отвез меня домой, как обычно, он был свидетелем всей печальной истории, и когда я вышла из его машины искать утешения у себя в саду, он вышел за мной, обнял меня и стал говорить, какая я красивая и чистая — именно такая, какой хочу быть. Именно такая, какой не являюсь, и знаю это.
Я попросила бы ее перестать, но ей надо было кому-нибудь рассказать. И я знала, что она чувствует: когда хочешь встретить любовь, понимание — а нарываешься на оскорбление за то, что не в силах изменить. У меня у самой быстро вылилась и упала горячая слеза, а Кери подняла на меня глаза — красные и влажные.
— Я стала проводить время с Трентом только чтобы Квен мог меня возить туда и обратно, — тихо продолжала она. — Я думаю, Трент это знал, но мне было все равно. Квен — уверенный и надежный. Когда я с ним, я чувствую себя красивой и не оскверненной. У меня тысячу лет не было возможности ответить на мужское внимание словом «да» или «нет». — Ее голос набирал силу. — Для Ала я была вещь, предмет обучения для пущей демонстрации его талантов. Когда Квен пробудил во мне страсть после попыток завязать роман с Трентом, я поняла, что мне нужно более, чем его ласковые слова.
Наши взгляды встретились, и у меня перехватило горло. Кистен. Я знала, о чем она. А Кистена нет. Нет совсем.
— Я хотела отдать себя мужчине, который отдаст мне себя в ответ, — сказала она, умоляя о понимании, которое уже от меня получила. — Не просто слиться в общем экстазе, который доставят наши тела друг другу, но и слиться мыслями. Квен хороший, — заявила она таким тоном, будто я сейчас буду это опровергать. — Он привьет моему ребенку правильный образ мыслей. Я предпочту иметь мужем эльфа смешанной крови, который примет меня как есть, нежели чистокровного, который в глубине души считает меня замаранной.
Я протянула руку, взяла ее пальцы:
— Кери…
Она высвободилась, решив, будто я с ней буду сейчас спорить. Ничто не могло быть дальше от истины.
— Квен благороден не менее, чем любой придворный моего отца! — сказала она запальчиво.
— И куда достойнее Трента, — ответила я, пресекая спор. — Ты приняла правильное решение.
Она явно почувствовала облегчение. Скованность спала с нее, глаза заблестели. Кери начала было что-то говорить, остановилась, успокоилась и начала снова. Получилось чуть пискляво:
— Не хочешь ли еще чаю?
Чашка у меня была полной, но я улыбнулась:
— Да, пожалуйста.
Она налила чашку доверху, и я сделала глоток, слыша в заполненной стрекотом сверчков тишине наше новое понимание друг друга. Я знала, как это — искать чувство, что ты нужна кому-то — хотя с Маршалом я собиралась разыграть эту пьесу по-умному, — и уж кто-кто, но не я скажет Кери, что она должна быть сильнее. Сильнее — зачем? Спасать себя — для чего? И я знала, что Квен будет с ней честен. Наверняка ему нужна была понимающая душа не меньше, чем ей.
— Я сегодня видела Квена, — сказала я, и лицо ее ожило. Да, она его любит. — Он отлично выглядит. Вот только о тебе беспокоится, я думаю.
О господи, я чувствовала себя как школьница, но с кем еще Кери говорить, изливать то, что переполняет ее? Влюбленная женщина, которая никому не может об этом сказать.
— У меня все в порядке, — покраснела она.
Улыбнувшись ей в ответ, я отодвинулась вместе с чашкой.
Еще есть немного времени перед уходом, а Маршал может подождать.