Демон отверженный
Шрифт:
Темное обычно лицо побледнело и пожухло, оспины от Поворота резко выделялись красным, будто еще были активны. Темные волосы слиплись и перепутались от пота, лоб прорезали морщины. Глаза его блестели какой-то дикой страстью, от которой у меня что-то тревожно шевельнулось в груди. Я видала такой блеск — так светятся глаза у того, кто уже видит за ближайшим углом свою смерть, но все равно собирается с ней драться.
Черт, да будь оно все проклято!
Я уселась поудобней, все же не решаясь
— Хреновый же у тебя вид, — сказала я наконец, и он улыбнулся болезненной улыбкой. — Что ты такое сделал? Сцепился с демоном? Ты победил?
Я пыталась говорить беззаботно. Но не получилось.
Квен сделал два медленных вдоха.
— Ведьма, пошла вон, — произнес он отчетливо, и я вспыхнула, даже вставать начала, пока не сообразила, что он обращается к доктору Андерс.
Она же сразу поняла, что к кому относится, и подошла, глядя на нас сверху вниз.
— Трент не хотел бы, чтобы вы оставались одни.
— Я не один, — перебил он. Голос у него окреп от начавшегося использования.
— …одни с нею, — закончила она, вкладывая в последние слова невероятное отвращение. Очень противно они прозвучали, и Квену очень не понравились.
— Пошла — вон, — сказал он тихо, из себя выходя при мысли, что его болезнь дала этой мымре возможность думать, будто он подчинится ее воле. — Я попросил сюда Морган, потому что не хочу, чтобы свидетелем моего последнего вздоха оказался какой-нибудь чиновник или врач. Тренту я дал клятву, и я ее не нарушу. Вон!
Его скрутил кашель, и этот звук, похожий на треск рвущейся ткани, пронзил меня насквозь.
Я повернулась в кресле, показала ей, чтобы проваливала ко всем чертям, а то так только хуже, и снова повернулась к темному углу. Андерс, злая и чопорная, прислонилась к комоду, скрестила руки на груди. Злость на физиономии даже в темноте была видна. Она стояла спиной к зеркалу, и казалось, будто ее там две. Кто-то протянул кусочек ленты поверху и плавной дугой через стекло — я поняла, что Кери была здесь перед тем, как идти на молитву. Она пошла на молитву — пешком всю дорогу до базилики — а я не приняла это всерьез.
Расстояние, на которое отошла Андерс, Квена, видимо, удовлетворило, и его скрюченное судорогой тело постепенно отпустило, приступы кашля стали реже и прекратились совсем. Я с чувством полной беспомощности смотрела на это, и напряжение в прямой спине стало переходить в ноющую боль. Зачем он хотел, чтобы я это видела?
— Ну и ну, Квен! А я и не знала, что тебе не все равно, — сказала я, и он улыбнулся, сразу сложившись по всем морщинкам напряженного лица.
— Все равно. Но насчет чиновников я серьезно.
Он уставился в потолок, сделал три осторожных, прерывистых вдоха. У меня завертелся водоворотом страх, внедряясь на привычное место в душе. Я этот звук слыхала уже.
Он закрыл глаза, я дернулась вперед.
— Квен! — крикнула я, и тут же почувствовала себя дурой, когда он распахнул веки, глядя на меня с жутковатой сосредоточенностью.
— Дал глазам отдохнуть, — пояснил он, потешаясь над моим страхом. — У меня несколько часов. Я чувствую, как мир рассыпается, но знаю, что столько у меня еще есть. — Он опустил взгляд ниже, на мою шею, потом снова мне в глаза. — У тебя проблемы с соседкой?
Я не стала прикрывать укусы, хотя побуждение такое было, и не слабое.
— Это было предостережение, — ответила я. — Иногда нужно получить по голове поленом, чтобы понять: то, что ты хочешь, тебе на пользу не пойдет.
Он едва заметно шевельнул головой:
— Молодец. — Он медленно вдохнул. — Теперь рядом с тобой стало безопаснее. Ты молодец.
Доктор Андерс пошевелилась, напоминая мне, что она слушает. Я с досадой подалась вперед, так что кожица на укусах натянулась. Сквозь медицинские запахи спирта и лейкопластыря пробивался аромат сосны и солнца. Глянув на Андерс, я спросила у Квена:
— А зачем я здесь?
Квен шире открыл глаза, повернулся ко мне, подавил импульс закашляться.
— Не «что ты сделал, что так вышло»? — спросил он.
Я пожала плечами:
— Это я уже спрашивала, и ты как с цепи сорвался. Так что я придумала другой вопрос.
Снова закрыв глаза, Квен старался просто дышать, медленно и трудно.
— Я уже тебе говорил, зачем я тебя просил приехать.
Это про чиновников, что ли?
— О'кей, — сказала я. Мне хотелось взять его за руку, чтобы дать ему сил, но такое было странное чувство — как бы он не подумал, что я его жалею. Тогда он из себя выйдет. — Расскажи тогда, что ты с собой сделал.
Он прерывисто вдохнул, задержал дыхание, а потом на выдохе ответил:
— То, что должен был сделать.
Молодец какой. Ну просто здорово.
— Значит, ты просто позвал держать меня за руку, пока ты умираешь? — спросила я с некоторым раздражением.
— Типа того.
Я посмотрела на его руку — без особого пока желания ее брать. Неуклюже пододвинулась ближе, кресло стукнулось, переползая на низкий деревянный помост.
— Разве что у тебя найдется хорошая музычка.
Черты его лица слегка разгладились.
— Ты Такату любишь? — спросил он.
— А что там не любить?
Стиснув зубы, я слушала, как дышит Квен. Мокрое дыхание, будто он тонет. Я в нервном возбуждении посмотрела на его руку, на тетрадь рядом с кроватью.
— Тебе почитать что-нибудь? — спросила я, желая все же понять, зачем я здесь. Не могу же я просто встать и уехать. Какого черта Квен мне такое устраивает?
Квен засмеялся было, тут же замолк, сделал три медленных вдоха, подождал, пока снова выровнялось дыхание.