Демон пробуждается. Сборник. Книги 1 - 19
Шрифт:
— Пони, — повторил Элбрайн. — Моя Пони, я думал…
Закрыв глаза, он попытался справиться с волнением. На это ушло немало времени. Потом он снова открыл их и убедился, что оживший образ его далекого прошлого никуда не исчез. Однако девушка явно была смущена и сбита с толку.
— Ты не помнишь меня? — спросил он, и уже сам этот вопрос или, точнее, необходимость его задать, казалось, причиняла ему ужасную боль.
Она не знала что сказать. Она помнила этого человека — воспоминание о нем притаилось где-то в уголке ее сознания и рвалось наружу. То, как он произнес ее
— Дай ей время, Элбрайн, — сказал брат Эвелин.
Вот оно. Элбрайн. Это имя обожгло ее, подхватило и понесло обратно, сквозь долгие, долгие годы.
— Ты убежала от меня по склону в горящий Дундалис, и я думал, что потерял тебя навсегда, — заговорил Элбрайн, вдохновленный внезапно вспыхнувшим огоньком узнавания в голубых глазах девушки. — Моя Пони. Как я искал тебя! Нашел своих родителей, твоих и многих наших друзей. Карли дан Обри умер у меня на руках. И я тоже погиб бы — на меня напала целая свора гоблинов и великан, — если бы не… — он замолчал, поняв по лицу девушки, что она ошеломлена всем услышанным, что он, возможно, и впрямь слишком торопится.
Но это и в самом деле была его Пони. Он наклонился к ней, едва не касаясь ее лицом.
— Элбрайн… — Она подняла руку и погладила его по лицу.
Словно кусочки головоломки, все прежде разрозненные образы соединились в ее сознании. Она вспомнила его — как будто никогда и не забывала; вспомнила их разговоры и прогулки, вспомнила их дружбу… Нет, это было больше чем дружба. Она вспомнила, как он наклонился совсем близко и поцеловал ее.
Но потом эту картину заслонил собой образ Коннора, бедняги Коннора; вот она хватает пылающий уголек и тычет им прямо ему в лицо… Она покачала головой, прогоняя это воспоминание. Элбрайн отодвинулся и вопросительно посмотрел на Эвелина.
— Нам нужно многое обсудить, — сказал монах.
Элбрайн кивнул и снова посмотрел на нее, такую прекрасную, гораздо более прекрасную, чем ему помнилось.
— Что с Квинталом? — спросил Эвелин. — Орден послал его, чтобы убить меня.
— Он мертв.
— Отведи меня к нему.
— Почему он преследовал тебя? — спросил Элбрайн.
Монах ожидал и боялся этого вопроса; теперь, без сомнения, ему придется ответить на него без утайки. Он перевел взгляд на Пони и снова на Элбрайна.
— В его словах есть доля истины, — признался он. — Я расскажу все, когда мы выберемся отсюда, и готов полностью положиться на твое суждение. На ваше суждение. Вам решать, были ли у Квинтала основания стать Карающим Братом и преступник ли брат Эвелин, «безумный монах».
— Я не судья, — возразил Элбрайн.
— Тогда я обречен, потому что те, кто считает себя судьями, уже приняли свое решение, основанное на жадности и страхе и попрании справедливости.
Элбрайн задумался, не спуская с него пристального взгляда, и в конце концов кивнул в знак согласия. Потом он помог обоим подняться на ноги и повел вон из пещеры, туда, где лежал Карающий Брат.
От тела монаха осталось совсем немного — что-то обугленное, слабо тлеющее.
— Как
— Вот в чем дело, — Эвелин ткнул пальцем в сгоревшую до костей руку трупа, рядом с которой на земле лежала развалившаяся на части булавка.
Ее центральная, гематитовая, часть расплавилась и потеряла форму, превратившись в удлиненное черное яйцо. Вокруг валялись маленькие кристаллы кварца, тоже почерневшие, на некоторых еще сохранились остатки золотой оправы.
Эвелин внимательно изучил находку.
— Вся сила из нее ушла, — заявил он в конце концов, — как только Квинтал погиб.
Может, эта штука предназначалась как раз на случай непредвиденных обстоятельств, недоумевал он? То, что совсем недавно рядом с телом высвободилось значительное количество магической энергии, не вызывало у него сомнений. Может, при уничтожении этих камней магистры Санта-Мир-Абель получили сигнал, что Квинтал мертв, а его миссия провалилась? Или сочетание гематита и кристаллов кварца способно даже на большее? К примеру, переместить куда-то душу Квинтала…
Холодок пробежал у него по спине при одной мысли о такой возможности.
Элбрайн продолжал исследовать труп и вскоре нашел два неповрежденных камня: солнечный — это открытие не удивило Эвелина — и карбункул.
— Вот как он выследил меня, — Эвелин указал на карбункул. — Этот камень «чувствует» магию.
— Значит, у тебя с собой было что-то магическое?
— И очень много, — признался Эвелин. — Может, ни у кого больше в мире в личном владении нет такого количества магических камней.
— Украденных в Санта-Мир-Абель.
— Отобранных у тех, кто не заслуживает права владеть священными камнями, используя их во зло, — возразил Эвелин. — У тебя ведь есть где-то тут лагерь, друг мой? Отведи нас туда, и я расскажу вам мою историю, во всех подробностях и без утайки. А вы уж сами решайте, кто прав, кто виноват.
Так они и сделали. Когда все уселись у костра, Эвелин выполнил свое обещание. Рассказал о плавании к Пиманиникуиту, гибели «Бегущего», смерти Дансалли, своем бегстве и смерти магистра Сигертона. Это был первый раз, когда он от начала до конца поведал кому-то свою историю, хотя многие намеки проскальзывали в разговорах с Джилл во время их путешествия. Это был первый раз, когда он открыл кому-то свою душу, прямо и честно признал, что совершил преступления — если это действительно были преступления. Закончив, он имел жалкий, удрученный вид: крупная фигура поникла, глаза были полны слез.
Пони подошла, села рядом. Она испытывала чувство, словно теперь этот человек стал еще больше дорог ей; ну и, конечно, девушке было жаль его. Жаль, что жизнь вынудила его стать вором и убийцей, жаль, что этот бесконечно мягкий человек — а он именно такой, несмотря на свою страсть к шумным ссорам, в этом она не сомневалась — был поставлен перед необходимостью сделать столь жесткий, не соответствующий его характеру выбор.
Оба посмотрели на Элбрайна, со страхом ожидая его приговора, но на красивом лице юноши было лишь выражение сочувствия.