Демон пробуждается
Шрифт:
ГЛАВА 19
КОНЕЦ ОБМАНУ
На обратном пути Эвелин почти не замечал течения времени, настолько завладели его вниманием и просто очаровали его дары Божьи. Предоставив Аджонасу заниматься своим делом, в том числе и улаживать отношения с экипажем, трое уцелевших монахов — даже Пеллимар, чье состояние день ото дня улучшалось — работали с камнями. Правда, полученное от поври ранение не прошло для Пеллимара бесследно; сильно пострадали мышцы плеча. Левая рука почти бездействовала, и, казалось, никакого
На обратном пути поври им не повстречались, но Эвелина совсем не волновала мысль о поври. Он острее других ощущал пульсирующую энергию собранных драгоценностей. Если бы вдруг показалась «бочка», ему не стоило бы труда уничтожить ее, прибегнув к помощи одного из камней.
Самым загадочным оказался огромный пурпурный аметист с вкраплениями множества кристаллов. Основание у него было почти плоское, и, положенный на пол, он напоминал странный пурпурный кустик с торчащими во все стороны веточками различной высоты. Эвелину никак не удавалось определить назначение заключенной в нем магии, но одно он ощущал несомненно — в этих кристаллах таилась просто невероятная по мощи энергия.
Некоторые камни — к примеру гематит — положили в специальный барабан, в котором они крутились до тех пор, пока их поверхность не становилась идеально гладкой. Другие постоянно смазывали маслом, что не позволяло рассеиваться заключенной в них магии. Однако никто из монахов не мог решить, что делать с аметистом.
Для барабана он был слишком велик, а смазывать его маслом… там было столько ответвлений и загогулин. Только Эвелин умел обращаться с ним с помощью молитв — «смазки» в духовном, а не физическом смысле этого слова. Каждый раз, когда он брал камень в руки, возникало ощущение, что он отдает камню частичку себя, но это не пугало его — как будто тем самым он каким-то образом соприкасался непосредственно с Богом.
Монахи редко заговаривали о бедняге Таграйне, просто в сердце своем молились за упокой его души. Зато матросы то и дело перешептывались, вспоминая Тедди Свея, юношу, который рискнул поплыть к острову и не вернулся. Каждый раз, выходя на палубу, Эвелин спиной ощущал осуждающие взгляды.
По мере того как тянулись скучные и жаркие дни, шепоток перешел в открытые угрозы и в оскорбительные выкрики. Поэтому Эвелин, Пеллимар и в особенности Квинтал ничуть не удивились, когда однажды ранним утром к ним явился капитан Аджонас и сообщил, что среди матросов назревает мятеж.
— Они хотят добраться до камней, — объяснил Аджонас. — Или получить хотя бы часть их, в качестве платы за жизнь Тедди Свея, так они говорят.
— Они даже понятия не имеют о том, что такое на самом деле эти камни! — возразил Квинтал.
— Но зато они прекрасно понимают, сколько можно получить за рубин или изумруд, даже безо всякой магии.
Эвелин вспомнил, как он сидел на берету в окружении неслыханных, но бесполезных богатств.
— Вашему экипажу очень хорошо заплатят за это плавание, — напомнил
— Они требуют дополнительной компенсации за погубленную жизнь.
— Они понимают, чем рискуют?
— Не уверен, — ответил капитан. — Вместе со мной нас всего четверо, а их вон сколько. Наверняка им кажется, что расстановка сил не в вашу пользу. — Квинтал встал, подошел к капитану и остановился прямо перед ним. Он выглядел даже внушительней высокого Аджонаса, которому приходилось сутулиться в каюте с низким потолком, в то время как Квинтал мог стоять здесь в полный рост. — Я только повторяю то, что слышал. По-моему, вам следует это знать. Нам еще три месяца плыть до Санта-Мир-Абель.
Квинтал оглянулся по сторонам, сощурив глаза и обдумывая, как поступить.
— Мы должны покончить с этим сегодня же, — заявил он.
Подошел к койке Эвелина и достал из стоящего рядом с ней ящика один из драгоценных камней, оранжево-коричневый, с тремя черными линиями; камень назывался «тигровая лапа».
После чего Квинтал с решительным видом зашагал на палубу, остальные — за ним. Матросы поняли по выражению его лица, что сейчас что-то произойдет, и быстро собрались вокруг во главе с Бункусом Смили.
— Никакой компенсации за жизнь Тедди Свея не будет, — без обиняков объявил Квинтал. — Этот глупец сам виноват, что поплыл к острову.
— Ты убил его! — закричал кто-то.
— Я остался на «Бегущем», — напомнил им Квинтал.
— Ну, значит, кто-то из твоих монахов! — настаивал матрос.
Квинтал не стал ни опровергать это утверждение, ни соглашаться с ним.
— На Пим… на острове должны были находиться всего два человека, которых годами учили тому, как там уцелеть, но даже один из них не вернулся.
По рядам матросов пробежала волна возмущенного бормотания. Бункус Смили повернулся к ним и яростно замахал рукой, призывая к молчанию.
— А мы считаем, что вы перед нами в долгу, — заявил он Квинталу.
Засунув руки за пояс, помощник капитана напустил на себя важный вид.
Квинтал оценивающе посмотрел него. Несомненно, Смили был заводилой, движущей силой всех этих беспорядков, «теневым» капитаном.
— Капитан Аджонас придерживается на этот счет другого мнения, — сказал монах, провоцируя взрыв открытого неповиновения.
Смили злобно оскалился на капитана.
— Может, от него не так уж много и зависит.
— Наказание за мятеж… — начал было Аджонас, но Смили перебил его.
— Не учите ученых, мы знаем правила. Но мы знаем также — чтобы человека повесить, его нужно сначала схватить. Бехрен ближе Хонсе-Бира, и там не имеют привычки задавать лишние вопросы.
Ну вот, он и высказался начистоту; для Квинтала настало время действовать. Глаза Смили чуть не вылезли на лоб, когда он перевел взгляд на монаха, услышал исходящее из его горла рычание, посмотрел на поднятую руку Квинтала и увидел вместо нее… когтистую тигриную лапу!