Демон пробуждается
Шрифт:
Элбрайн хотел остановиться, собраться с мыслями, но слова лились неудержимым потоком, словно вода сквозь прорвавшуюся плотину. Какое же это было облегчение — говорить с духом человека, пусть даже этого человека он никогда не знал!
— Каких высот должен я достигнуть, чтобы удовлетворять требованиям Тантан и всех остальных? По-моему, они хотят, чтобы я обладал силой великана, быстротой оленя, осторожностью белки, а заодно хладнокровием и мудростью эльфа, за плечами которого не одно столетие прожитых лет. Какой человек на такое способен?
Ах, но ты-то как раз оказался способен,
Пугающие образы и сцены — в основном в них фигурировали люди — поплыли перед внутренним взором Элбрайна; или, может быть, по поверхности зеркала.
— Я боюсь, дядя Мазер, — признался он. — И сам не знаю чего. То ли осуждения эльфов, то ли опасностей, подстерегающих меня, когда я покину Облачный Лес, то ли общества других людей! Я уже так давно не видел ни одного человека… Но еще я боюсь, что уже никогда не смогу видеть мир глазами человека, а видеть его глазами эльфов так и не научусь. И тогда я превращусь… ну, в общем, во что-то среднее. Мне нравится Кер’алфар, да и вся долина тоже, но это не мое место. И все же я боюсь, что и среди людей не смогу чувствовать себя, как… среди своих.
Что мне тогда делать? Кто я такой — ни эльф, ни человек?
Отражение по-прежнему молчало и не двигалось. Но от него исходило мягкое сочувствие или, может быть, сопереживание, и у Элбрайна возникло отчетливое ощущение, что он не один. И вдруг ответ пришел к нему — словно свет вспыхнул во тьме.
— Я — Элбрайн-Защитник, — гордо заявил он и, почувствовав всю весомость этого звания, распрямил плечи.
Внезапно его прошиб холодной пот. В пещере сгустилась полная, почти абсолютная, тьма.
— Дядя Мазер? — позвал он, но ни зеркала, ни отражения в нем уже не было видно.
Выбравшись из лаза, юноша обнаружил у корней дерева одного Джуравиля. Вид у эльфа был такой, словно он собирался задать Элбрайну какой-то вопрос, но, глянув на его лицо, похоже, прочел на нем ответ. На всем обратном пути до Кер’алфара они не обменялись ни словом.
ГЛАВА 21
ВСЕГДА БДИТЕЛЬНЫ, ВСЕГДА НАСТОРОЖЕ
Джилл не сводила взгляда с темных вод бесконечного Мирианика; огромные валы лениво катились по поверхности океана и разбивались о скалы далеко внизу. Этот ритм оставался неизменным, сколько бы времени ни проходило — минуты, часы, недели, месяцы, годы. Казалось, так было — и так будет — всегда. Если бы она смогла вернуться сюда через тысячу лет, волны, наверно, все так же мягко скользили бы к берегу и разбивались о камни.
Молодая женщина перевела взгляд на маленькую крепость под названием Пирет Талме, которую она теперь называла своим домом. Да, за тысячу лет здесь ничего не изменится — кроме, разве что, самого здания с единственной невысокой башней на нем. Его поглотят время и штормы, бушующие над заливом Подковы с выматывающим душу постоянством.
Девушка
Да, быть вымокшей до нитки и вечно пребывать в дурном настроении — очень точное описание всей ее жизни здесь, подумала Джилл.
Судьба предоставила ей шанс, дала еще одну возможность, которой были лишены большинство жителей королевства Хонсе-Бир, в особенности женщины. Джилл закрыла глаза и, вслушиваясь в монотонный шум моря, заскользила на волнах памяти назад, к другому берегу, ласковому и уютному, к городу Палмарису, где находился ее единственный дом. Как поживают Грейвис и Петтибва? И что с Греди? Интересно, разрушил ли скандал с Коннором Билдеборохом его планы войти в высшее общество?
Джилл засмеялась, надеясь, что дело обстоит именно так. Это стало бы единственным хорошим последствием разыгравшейся трагедии. Почти два года прошло со времени ее «брачной ночи», но боль не утихла до сих пор.
Она посмотрела вверх и заметила, что звезды почти не видны; их затянули тучи. Чуть позже начался легкий дождь. Удивительно, как быстро и резко на Пирет Талме меняется погода, — только что было ясно, а через несколько минут уже хлещет ливень.
Такие же резкие повороты делала и ее жизнь — сначала в далекой деревне, на которую напали гоблины, потом в Палмарисе. Она очень смутно помнила первую трагедию, но несомненным оставалось одно: в обоих случаях ее жизнь поначалу складывалась хорошо, а потом — раз, кто-то щелкал пальцами! — и в мгновение ока все рушилось.
Казалось бы, чего еще могла желать молодая женщина, выходя замуж в славном городе Палмарисе? Она венчалась в церкви Святой Матери Божьей, как считалось, самой прекрасной и величественной на Короне. Обряд осуществлял аббат Добринион Калислас, по рангу третий человек в церкви Абеля! У какой невесты не закружится голова от всего этого?
А потом та ночь в особняке барона Билдебороха!
Дрожь пробежала по спине Джилл при этом воспоминании — огромная спальня… и, главное, то, как внезапно и разительно изменился Коннор; сначала его красивое лицо превратилось в физиономию первобытного дикаря, а потом… Потом на щеке появился багровый ожог. На следующее утро он и Джилл снова предстали перед аббатом Добринионом, и их брак был мгновенно расторгнут. Только тут выражение лица Коннора чуточку смягчилось.
Вот так — Добринион щелкнул пальцами, и свадьба была признана недействительной.
Оставался, правда, еще вопрос о совершенном Джилл преступлении. Она напала не на кого-нибудь — на человека благородного происхождения, и теперь его внешность на всю жизнь могла оказаться испорчена шрамом; для Палмариса это был отнюдь не пустяк. Коннор имел полное право потребовать ее казни. Или, скажем аббат Добринион мог обязать ее пожизненно служить Коннору; фактически стать его рабыней.
Однако и Коннор, и Добринион проявили милосердие.