Демон соблазна
Шрифт:
— Так уж лучше молчать.
— Просто никто от Шуркиного появления здесь отойти не может. Совсем баба рехнулась от горя, — заметил какой-то мужчина в мятом костюме. — Пожалуй, я пойду к ним и скажу несколько слов.
— Иди, Юрий Николаевич, скажи. — Какая-то женщина подтолкнула дядьку вперед.
— Смерть похитила у нас молодую и красивую… — сдавленным голосом произнес он. — Мы здесь все скорбим…
Речь его была короткой и полной затасканных шаблонов. Потом что-то попыталась сказать Любарская, но расплакалась. Плохо одетый мужчина с сильно загоревшим лицом, наверное, могильщик, скомандовал:
— Прощайтесь!
Мария
— Татьяна Ивановна, вы знаете, что Маруся для поминального обеда кафе «Центральное» сняла? — послышалось где-то за моей спиной.
— Нет. Неужели это правда? Откуда же у нее деньги такие? Все плакалась, что после пожара осталась без копейки, а тут и похороны, и поминки с таким шиком. Дубовый гроб, наверное, бешеных денег стоит…
— В долги, наверное, Шевельковы залезли, ведь единственную дочь хоронят, — предположил кто-то.
— Ой, странно все это! Узнать бы, что за несчастный случай с ней произошел… подозрительно как-то, — сказала моя тезка, а затем с самым скорбным видом подошла к могиле, чтобы бросить в нее горсть земли.
— Девушка, а вы вроде не местная, — обратилась ко мне женщина, осведомленная насчет того, где состоится поминальный обед. — Наверное, вы Анина подружка?
Я сразу догадалась: если отвечу на этот вопрос положительно, то меня забросают вопросами, каковых у дольчан явно много накопилось.
— Да, вы нам не расскажете… — тут же обратилась ко мне другая женщина, но я ее перебила:
— Нет, я вообще не знаю, кого хоронят. Так, просто зашла на кладбище, была на могиле дедушки, подошла посмотреть, — ответила я, и интерес ко мне сразу пропал.
Тем временем Лариса Евгеньевна пригласила людей сесть в автобус и ехать на поминки. Ее старшая сестра была просто не в состоянии что-либо говорить, ее отпаивали каким-то лекарством. Константин Филиппович фыркнул забитым носом и выкрикнул:
— Прошу всех в кафе «Центральное»!
Как ни странно, желающих помянуть Анну оказалось не так уж и много. Четыре женщины сразу же демонстративно направились в противоположную сторону.
— Татьяна Ивановна, вы куда? — Шевельков покачнулся и растерянно развел руками. — А как же поминки? Это ведь святое дело! Богоугодное, даже надо сказать…
— Мне на работу пора, — ответила моя тезка и пошла дальше ускоренным шагом.
— А я поеду! — воскликнула тетка с лицом законченной алкоголички и первой направилась к автобусу. — Как же не помянуть? Обязательно!
За ней последовало несколько мужчин, по виду — тоже отнюдь не трезвенников, и еще несколько женщин. В итоге поминать покойницу поехало не больше трети людей, присутствовавших на кладбище. Я к ним не присоединилась. Мне совсем не хотелось попасться на глаза Шевельковым и Любарской. Зато хотелось услышать, что еще будут говорить об Анне между собой самые разные люди, а потом пропустить все эти сплетни через свой мыслительный аппарат, выявить хоть какое-то рациональное зерно и, если потребуется, проверить факты. Короче, с самым непринужденным видом я пристроилась к двум
Оказалось, что последнее предсказание гадальных двенадцатигранников насчет того, что нравственность интересующей меня особы — показная, в полной мере относилось к погибшей. Эта юная дольчанка оставила на своей малой родине не самое хорошее впечатление о себе. Девушка была красива и знала цену своей внешности. Ей нравилось сводить с ума мужскую часть населения этого небольшого городка, причем это были люди самых разных возрастных категорий. По ней сохли многие сверстники, но разборчивая и даже надменная одиннадцатиклассница вдруг отдала предпочтение мужчине намного старше себя.
— И что она в нем только нашла, в этом Георгии? — сокрушалась одна дольчанка. — Подержанный ловелас!
— Да-а, — протянула другая. — Уж сколько Маруся слез выплакала, сколько ночей бессонных провела… Я свою Ольгу, если она, не дай бог, вздумала бы с сорокалетним мужиком спутаться, да еще кавказской национальности, сразу бы на ключ заперла!
— Как же, запрешь их, — возразила первая. — Нынче молодежь не больно-то к нам прислушивается… Вот что я своему сыну могу запретить, если он школу только год назад закончил, а получает уже больше нас с отцом, вместе взятых? Ничего!
— Это, конечно, так, но все-таки за детьми глаз да глаз нужен. Говорят, за рулем-то Нюрка сидела…
— Больше слушай всякие сплетни! Да и вообще, какая разница, кто за рулем был, если Васька сам под колеса бросился, потому что пьяный был!
— Ну, это еще бабушка надвое сказала, — скептически заметила женщина. — Васек вообще-то непьющим был. Ну, ладно, Лида, я пойду.
Две товарки, за которыми я долго шла, только заговорили о самом интересном — и разошлись, каждая по своим делам. Я и не заметила, как оказалась одна в центре Дольска. Осмотревшись по сторонам, я увидела небольшой скверик, зашла туда, села на скамейку, закурила и призадумалась. Ну что, Таня, есть хоть какой-нибудь толк от этой поездки? Нельзя сказать, что мне сразу же удалось схватить здесь за хвост сыскную удачу. Список моих подозреваемых, конечно, пополнился еще одним именем. Но ведьма — кажется, ее звали тетей Шурой — пока что только добавила мне хлопот, а уверенности в том, что эта работа будет протекать в нужном направлении, не имелось никакой. Месть — это, конечно, веский мотив для убийства, но вот с ресурсами для его осуществления у этой чокнутой, по-моему, дело обстояло как-то не очень… Убийца должен был хорошо знать распорядок дня Ани Шевельковой и ее окружения, а главное — быть в курсе конфиденциальной информации о клиентах нотариуса Скидановой… Сам собой напрашивается вывод о том, что преступник живет в Тарасове.
Что же, выходит, я зря сюда приехала? Ну, узнала, что Аня была не такой уж высоконравственной особой. И что с того? Это не дает ключа к расследованию. Тем более что Шевелькова, кажется, образумилась и вела себя в Тарасове весьма скромно, пока нужда не заставила ее фиктивно выйти замуж. А до этого самое большее, что она себе позволила, так это сходить на мужской стриптиз.
— Ну, что, дочка, нашла могилку своего дедушки? — вдруг спросила меня морщинистая бабуля, недавно торговавшая на обочине дороги цветами, незаметно подойдя к моей скамейке.