Демон в полдень
Шрифт:
— Хасан, — повторила я, сдерживая рвущиеся наружу слезы отчаяния. Рациональная часть меня подсказывала, что ему уже мало, чем можно было помочь. И все же, что-то не давало мне уйти.
— Умирает…, — слабо выдохнул Хасан и в его груди при этом вновь что-то страшно забулькало. — Он…умирает…
— Ты не умрешь, — я попыталась сказать это уверенно, но получилось лишь жалко пропищать. — Все будет хорошо.
Я взяла его за руку, прикрыла глаза и…начала убирать свою ментальную защиту. Этому научил меня Риган.
«Ты такая сильная и при этом поразительно беззащитная, — шептал он мне, покрывая шею легкими поцелуями, словно бабочка порхала по коже. — Эта смесь бьет
Несколько дней интенсивных тренировок, после которых у меня по полчаса шла носом кровь. Кровавые последствия от перенапряжения бережно вытирал с моего лица Риган. У него, как у настоящего джентльмена, всегда были при себе белоснежные платки и иногда я думала, что где-то в его огромном доме есть комната с годовым запасом этих самых платков. И вот я, наконец, смогла выставить защиту. Визуализируя, я представляла, что вокруг меня — крепчайшие стены из белого камня, холодного и шершавого на ощупь. А я — внутри этих стен, неусыпно берегущих меня. В дальнейшем, получив от Ригана еще несколько уроков, я научилась удерживать защиту бессознательно, просто постоянно ощущая, что она — есть.
И вот сейчас я выбиралась из своего мысленного укрытия для того, чтобы помочь Хасану. Как только последний кирпич из разрушенной мысленным ударом стены рухнул вниз, я открыла глаза, протянула руку и осторожно, одним пальцем, прикоснулась к руке Хасана. Следовало быть осторожной, очень осторожной… И медленно, по капле начала вливать в него силу.
Хасан резко и шумно вдохнул, а после дернулся и страшно выгнулся над полом, словно невидимый крюк подцепил его за грудную клетку и дернул вверх.
Я не могла разорвать контакт и лишь наблюдала за его мучениями, глотая слезы и надеясь, что моё вмешательство сможет помочь, а не добьет окончательно. Но вот прошло еще несколько мгновений, он обессиленно выдохнул и безвольно распластался по полу, напоминая большую тряпичную куклу.
Сделав последнее усилие, я убрала руку и ощущая такой упадок сил, что хоть сейчас ложись и засыпай, тронула бывшего босса за плечо. Его грудь была по-прежнему разворочена пулей. Но кровь уже не сочилась, а дыхание выровнялось и углубилось.
— Хасан, — осторожно позвала я.
— Тебе надо уходить, — прошептал Хасан и разлепил веки, осмысленно глянув на меня.
И он указал глазами на окно. Я помотала головой в ответ.
— Я не подходила к нему.
— Стреляли с крыши здания напротив, — прохрипел Хасан и страшно закашлялся.
— Думаю, там уже никого нет.
— Уходи, — и он с трудом подняв руку толкнул меня в бок. — Уходи сейчас же.
Он вновь тяжело закашлялся и устало прикрыл веки, словно засыпая.
— Хасан! — вскрикнула я.
— Найди серые камни, — едва уловимо вымолвил Хасан. — И берегись тьмы…в глазах. Уходи…
Поддавшись секундному порыву, я наклонилась к Хасану и приложилась губами к его лбу. А после вскочила и ринулась к двери.
Глава 42
Я сидела на лавочке в парке. Сняв обувь и забравшись с ногами, рассеянно наблюдала за людьми. За молодыми мамочками, толкающими перед собой разноцветные коляски. За ребятней, пытающейся догнать голубей, возмущенных таким поворотом. За благообразными старушками, чинно восседающими на скамейках напротив. Последние были примечательны тем, что с явным неодобрением посматривали на меня. Пожилых женщин, очевидно, возмутил не только способ, с которым я широко устроилась на лавке, но и тот факт, что самым бессовестным образом мной была занята единственная скамейка, расположенная спиной к послеобеденному солнцу. И мне, в отличии от них, не приходилось усиленно щуриться от слепящих глаза лучей.
Сделав вид, что не замечаю красноречивых взглядов, бросаемых в мою сторону, я прикрыла глаза рукой и полностью улеглась на скрепленные между собой деревянные планки, из которых была изготовлена уличная мебель. Лежать было неудобно, уже через пару минут начала затекать спина, и я искренне посочувствовала бродяжкам, вынужденным жить на улице.
Но мысли о нелегкой доле лишенных крова людей очень быстро вытеснили размышления о сказанных Хасаном словах. Отель я покинула через черный ход, предварительно сообщив администратору, что в номере на пятом этаже вот-вот образуется не очень маленький и не очень симпатичный, но уже холодеющий труп. С лица девушки за административной стойкой тут же сползла искусственная улыбка, а её напарник стал похож на сереющую лягушку. Причем преображение произошло так быстро, что я испугалась, как бы не пришлось оказывать первую помощь и ему. Прикрикнув на растерявшийся персонал, я проследила за тем, как они вызвали экстренную медицинскую помощь, а после по-тихому ретировалась.
Идти было особо некуда, а подумать в тишине хотелось. С учетом того, что в моём присутствии подстрелили человека, сидеть в парке на виду у всех было не самым лучшим решением. И не то, чтобы я боялась стать следующей. Нет, я была уверена, что стрелять в меня никто не будет. А вот составить мой словесный портрет со слов работников гостиницы не так уж и сложно. А это значило, что, если Хасан не выживет — меня будут искать.
— Надеюсь, ты не умрешь, — тихо, только для самой себя, прошептала я.
— Кто не умрет? — проговорил рядом знакомый голос.
Я подхватилась и резко села, сонно потирая глаза. Когда наконец удалось продаться сквозь накатившую слабость и разлепить веки, я увидела рядом с собой невзрачную мордашку.
— Моль? — имя девицы, остановившейся возле меня долго вспоминать не пришлось. Такие, как она врезаются в память — прочно и надолго. Моли была немного странной, но тот факт, что сама она этого не стеснялась, делал её странности очаровательными.
В этот раз она вырядилась в ярко-розовый комбинезон с подкатанными до колен штанинами. На болезненно-остром плече болталась большая клетчатая сумка, Пальцы были унизаны тонкими колечками. На ногах черные армейские ботинки с толстой подошвой. В руках Моль держала огромный шар сахарной ваты, который был больше её головы раза в три. И не смотря на весь свой необычный вид, еще большую эксцентричность которому придавали выкрашенные в неожиданно салатовый цвет редкие волосы, торчащие в разные стороны словно иголки взбесившегося ежа, смотрела она на меня серьезно и как-то очень по-взрослому. Под этим внимательным взглядом я неуютно заёрзала.
— Что ты здесь делаешь? — спросила, поправляя волосы и надеясь, что выглядят они все же лучше, чем у Моли.
— То же, что и ты, — не совсем чистыми пальцами она оторвала кусок сладкой ваты и сунула себе в рот. — Гуляю.
— Одна? — я оглянулась по сторонам.
— Мне не нужно сопровождение, — хмыкнула Моль и протянула мне вату: — Хочешь?
Я отрицательно качнула головой.
— А где твой брат?
— Тухнет на базе, ковыряясь в своих «железках», где же еще? — она сунула в рот еще один кусок сладости и едва ворочая языком спросила: — Так, кто не должен умереть?