Демон
Шрифт:
— Ах да, — сказала Габи. — Наверное, это выглядит ужасно. Но я просто не видела огня.
«Не видела огня», — подумала Сирокко, и на ум ей тут же пришел один образ. Собственными глазами она этого никогда не видела, но думала об этом уже два десятилетия. Габи — одна щека обожжена, а почти все тело почернело и растрескалось...
— Ты не видела огня, — повторила Сирокко, качая головой.
— Не задавай лишних вопросов, — предупредила Габи.
— Извини, Габи, ничего не могу поделать. Не могу состыковать все это к тому, во что я верю. Ты вроде... вроде мистического духа из сказки. Говоришь загадками. Никогда я не могла понять, почему духи из этих сказок упорно не говорят все напрямую. К чему все эти зловещие предупреждения, к чему обрывки и намеки, когда речь идет о вещах, столь чертовски важных?
— Сирокко, любовь ты моя единственная... поверь, никто не хочет помочь тебе больше меня. Если бы я могла, сказала бы тебе все от А до Я — примерно как на докладе в НАСА. Но не могу. Причем не могу по очень веской причине... и причины тоже сказать не могу.
— Хоть намекнуть-то можешь? Глаза Габи вдруг сделались далекими.
— Давай свои вопросы — только быстро.
— Гм... Гея за тобой следит?
— Нет. Она за мной присматривает.
«Ч-черт, — подумала Сирокко. — Все или ничего — но только не жалуйся».
— Знает она, что ты... мне являешься?
— Нет. Торопись — времени почти не осталось.
— Ее как-то можно...
— Победить? Да. Отбрось очевидные ответы. Ты должна...
Тут Габи осеклась и начала пропадать. Но глаза ее были зажмурены, а кулаки прижаты к вискам — и образ снова стал ярче. По спине у Сирокко забегали мурашки.
— Лучше бы ты больше вопросов не задавала. Или не так много. С тех пор как Гея заполучила Адама, почти все ее внимание сосредоточено на нем.
Габи протерла глаза костяшками пальцев, поморгала, затем отклонилась назад, оперлась на руки и вытянула ноги. Только тут Сирокко заметила, что костер погас. И не просто погас, а давно погас — ничего не осталось, кроме осыпающегося пепла. Прямо по этому пеплу Габи пошла босыми ногами.
— Если б не ее безумие, Гея была бы неуязвима. Тогда ты просто ничего не смогла бы сделать. Но, раз она безумна, она идет на риск. Из-за того, что она безумна, она воспринимает действительность как игру. Она действует по своду законов. Свод этих законов взят из старых фильмов, из телевидения, а также из сказок и мифов. Самое важное, что ты должна понять, — она не «славный малый». Она это знает и предпочитает, чтобы так все и оставалось. Тебе это ни о чем не говорит?
Сирокко не сомневалась, что непременно должно говорить, но вся она так обратилась в слух, что вопрос ее удивил. Тогда она нахмурилась, пожевала губу и понадеялась, что ответ ее дурацким не покажется.
— ...славные малые всегда выигрывают, — сказала она.
— Именно. А это означает, что вы должны выиграть, ибо, согласно ее правилам, пока еще не установлено, что вы славные малые. Если ты проиграешь, пройдет еще по меньшей мере два десятилетия, прежде чем появится другой претендент.
— Ты про Адама? — спросила Сирокко.
— Ага. Он следующий возможный герой. Гея держит его в предвкушении выхода на сцену, ожидая, что ты споткнешься. Но его задача будет до безумия сложна. Она рассчитывает, что он ее полюбит. Поэтому прежде чем Адам решит схватиться с Геей, ему придется бороться с этой любовью. Вот почему Крису была оставлена жизнь. Он будет действовать как совесть Адама. Но Гея убьет его, когда Адаму стукнет лет шесть-семь. Это тоже входит в правила игры.
На время повисло молчание, а Сирокко обдумывала сказанное. Чувствуя глубокую потребность возразить, она проглотила возражения. И вспомнила свои слова в адрес Конела: «Ты ожидаешь честного боя?»
— Итак, пока что ты шла неверным путем. Тебе даны возможности, которых ты, похоже, не желаешь осознавать. Ты довольно легко пользуешься физической силой, но есть силы куда более мощные. — Габи принялась загибать пальцы. — У тебя куда больше союзников, чем у Геи. И те, что вверху, и те, что внизу. Некоторые придут тебе на помощь, когда ты меньше всего этого будешь ожидать. У тебя есть шпион в лагере врага. Используй Стукачка и доверяй тому, что ему придется сказать. — Еще у тебя есть нечто вроде ангела-хранителя. — Габи ухмыльнулась и ткнула пальцем себе в грудь. — Это я. Я сделаю все, что смогу, чтобы извлечь толк из твоих преимуществ. Я скажу тебе все, что смогу... но только не жди своевременных предупреждений. Положись на меня как на глубокую основу. Можешь считать меня своим агентом. — Габи подождала, пока Сирокко все это осмыслит. — Помни, лучше дождаться, пока ты как надо все обдумаешь, чем бросаться куда-то очертя голову. Ну вот. А теперь... если ты меня коснешься... — Габи кашлянула и отвернулась, а Сирокко поняла, что вот-вот расплачется. Она начала вставать. — Нет-нет, оставайся там. Никакого секса — ничего такого. Я смогу оставаться с тобой в контакте несколько дольше, если мы соприкоснемся. Просто подвинься чуть-чуть вперед.
Сирокко так и сделала, и ее босые ступни не оказались в пепле вместе с Габиными. Габи сидела, уперев подбородок в колени, они держались за руки, и Габи рассказывала Сирокко свою историю.
ЭПИЗОД V
Робин смотрела, как Конел встает, открывает дверь и уходит.
А если разобраться, вдруг подумала Робин, то ведь ничего другого она и не просила. Каждый из них использовал друг друга для собственных нужд. И все-таки он мог хотя бы сказать «до свидания».
Затем Конел вернулся, принеся с собой куртку — ту, что была на нем, когда они впервые встретились в Беллинзоне, и которую он носил все реже со времени похищения Адама. Порывшись в одном из карманов, он вытянул оттуда длинную, пухлую сигару — того сорта, который часто курил раньше и все реже теперь. А ведь, если вдуматься, подумала Робин, то Конел претерпел массу перемен с тех пор, как они впервые встретились.
— Можно мне тоже? — спросил Робин.
Свою сигару Конел уже держал во рту и теперь бросил на Робин косой взгляд. Тем не менее вынул из кармана еще одну и бросил ее своей любовнице.
— Тебе не понравится, — заметил он, садясь на кровати и облокачиваясь на громадные подушки, наваленные в головах.
— А пахнут славно, — возразила Робин. — Запах всегда мне нравился.
— Нюхать — одно, курить — совсем другое. — Конел откусил кончик своей сигары, и Робин последовала его примеру. Затем он чиркнул спичку и долго ждал, пока сигара разгорится. Воздух наполнился голубоватым, ароматным дымом. — Делай что хочешь, только не затягивайся, — посоветовал он Робин и протянул ей спичку. Та пососала откушенный конец и через считанные секунды закашлялась. Конел отобрал у Робин сигару и долго хлопал ее по спине, пока дыхание не восстановилось. Потом он взял сигару и потушил ее в пепельнице.
— Ну и гадость, правда? — спросил он.
— Может, мне сначала пару раз твоей затянуться?
— Как хочешь, Робин. Ты заказываешь музыку. — Да?
Конел повернулся, посмотрел на нее, и Робин удивилась, что вид у него взволнованный и виноватый.
— Слушай, мне очень жаль, что лучше у меня не вышло. Я старался, честно, но скоро уже был способен только на...
— Ты о чем? Все вышло замечательно. Глаза его сузились.
— Но ты не кончила.
— Эх, Конел, Конел... — Робин повернулась, положила руку ему на грудь, а ступню поставила на пах. Потом теснее прижалась к его шее и заговорила в самое ухо: — Я с самого начала не ожидала. Ну вспомни. Разве я не испытывала наслаждения?