Демониада
Шрифт:
— Смотри, — он простер руку, показывая ей на открывающуюся панораму. — Они спят, и мы властвуем над ними. Смотри, Ноктурна, ты была рождена и сотворена для этого мира.
Чтобы подчинить его власти ночи и сна. Чтобы мы правили всеми.
Ноктурна знала, что это неизбежно, и когда он вновь потянул ее к себе, пошла покорно. Слияние с ним на этот раз наполнило яростью и ненавистью, жгучей и ядовитой смесью. От бешенства, от азарта, овладевшего ей, хотелось рвать и уничтожать все вокруг.
— Преступи последнюю черту, — велел он ей.
И в отчаянии,
— Мама? — Саша, разбуженный шумом, вошел в комнату и включил свет.
Но в комнате, посреди страшного бардака, стояла не мама. Она была выше, белее, волосы опускались ниже бедер, кончики пальцев были золотистыми, на голове, острыми тонкими иглами стремясь вверх, была надета корона. Ткани, в которые она была завернута, были мерцающими и полупрозрачными. Ее глаза были слишком светлыми, а лицо, хоть и мамино, но не родное, а чужое, странное, иное.
— Иди сюда, мой хороший, — хищно оскалившись, пропела ведьма.
Саша попятился, золотые когти вцепились в его пижаму, он закричал.
— Посмотри мне в глаза, — мурлыкала Ноктурна.
Свет ее глаз обжигал и мучил, от слишком яркого света, он перестал видеть, вслепую вырвавшись, побежал, ведя рукой вдоль стены, к лестнице.
Она гарпией налетела на него, вонзила когти в кожу, и мальчик закричал от боли, падая на пол.
Она быстро наелась, но вместе с насыщением пришло понимание содеянного. И то, что еще оставалось в ней человеческого, пришло в ужас.
Она поднялась высоко над поселком, окруженном полями, над городом, который уже освещен был встающим солнцем и превращался в серые, страшные джунгли, квадратов и прямоугольников крыш и лиан дорог. Она поднималась выше, в раздирающую грудь высоту, ей хотелось сгореть под солнцем, умереть здесь, в голубой выси, а не там, в грязном городе. Она испустила вопль, такой похожий на крик отчаяния, но это был вопль радости. Она знала, что больше не вернется в этот город. Выше и выше, жар от солнца становился невыносимым, но она заставляла крылья двигаться и поднимать ее. Кожа стала трескаться словно пересохший пергамент, она вопила от боли, но летела выше. Ей хотелось сгореть дотла. Но потом она просто упала в поля, в сырую мокрую землю, покрытую сухими остатками прошлогодней и первыми ростками свежей травы. Дымясь от жара, она подняла голову и увидела вдалеке ангела.
— Габриэль! Габриэль! — в голосе ее слышалось душераздирающее отчаяние, и вопль разнесся далеко над землей.
Ангел почувствовал, как сердце сжимается от жалости, оплакивая потерянную душу. Но он не повернулся.
— Габриэль! Убей меня! — она рыдала, но слезы не текли по ее лицу.
— Слишком поздно, — не оборачиваясь, произнес он. — Ты уже мертва.
Он ушел, и она вдруг начала дико хохотать и, одержимая гневом, встала. Да. Она умерла. Когда-то давно. Но вот она снова воскресла. Теперь ей нужно обрести потерянную, разбросанную по всему миру мощь. Воплем она призвала к себе своих слуг. Одним взглядом послала их на охоту.
Ей поднесли пузырек с кровью и, пригубив его, Ноктурна облизнула губы.
Процесс возрождения был завершен. Но крови говорящей с призраками было слишком мало.
ГЛАВА 3
Когда Настя прыгнула через костер, попав в полосу дыма и жара, она ощутила, как все тело покалывает иголками. Но это было не болезненное ощущение, как при переходе в Иной город, а приятное и ласковое прикосновение. Рубашка вспыхнула на ней, горячий воздух ударил в лицо, но, когда она приземлилась по другую сторону, боли и ожогов не было. А вот рубашка исчезла.
Она не успела ни замерзнуть, ни испугаться своей наготы. Исчезли женщины. Перед ней стоял Демон.
Она скрестила руки на груди, боясь подняться. Он набросил на нее мягкий атласный алый плащ. Она завернулась в него и встала. Сердце гулко билось от страха: снова вспомнился сон в Венеции.
Демон легонько дотронулся до ее подбородка и поднял его, заставив посмотреть ему в глаза. Видимо, то, что он увидел в них, ему понравилось. Губы слегка дрогнули в улыбке.
— Здравствуй, Анастасия.
Жар растекался по телу, словно огонь теперь двигался в ее кровеносной системе, вспыхивая искрами золота.
— Я поступила правильно?
— Ты поступила так, как считала нужным, — ладонью он приласкал ее щеку. Поцеловал в висок.
Костер внутри вспыхнул ярче. Странно, она ощущала себя совсем иначе с ним рядом. Желание было, но не было страшной зависимости от него. Словно она теперь по-прежнему связана с ним, по-прежнему хочет быть с ним, но при этом остается самой собой. Но кем? Кто такая эта Настя, что вышла из костра?
Он набросил ей на голову красный капюшон.
— Нам пора возвращаться, Красная Шапочка, будь осторожна.
— Это мой лес, Демон. Здесь волки мои друзья, — впервые в жизни она посмотрела ему в глаза спокойно.
— Да! — его глаза вспыхнули желтым светом. — Все так, все верно.
И она проснулась.
«Господи, ну и бред мне приснился!», — Настя потянулась, не желая вылезать из-под теплого одеяла. Мысленно пробежала по делам, которые предстоит сделать сегодня: заехать в кафе к Пепе, потом на испанский, потом пробежка с Диего и тренировка. Хороший день.
Она села на кровати и ойкнула, когда увидела, что обнажена. А потом ее бросило в жар: на постели, напоминая кровавую лужу, лежал смятый алый плащ.
— Мама! — тихо прошептала Настя.
Значит, все правда. Она сиганула из окна. Была в лесу. Танцевала вокруг костра и говорила со старой Волчицей. Прыгала через огонь. И стояла полуголая перед графом Виттури.
Завернувшись в плащ, она пробежала к шкафу, достала оттуда халат и переоделась.
Сердце стучало бешенным ритмом. Когда она умылась и переоделась, она схватила сумку с учебниками, и перед выходом вспомнила про черную коробочку, которую старалась носить с собой все время. Пожалуй, она заедет в агентство, может, Серж сможет открыть ее?