Дэмономания
Шрифт:
— Больница уходит еще на семь этажей под землю, — сообщила Роз, проезжая мимо здания. — И это не считая тех, что идут вверх. Семь этажей. Говорят.
— Надо же.
Пирса невесть почему — он и представить не мог почему — пронзила жалость. Площадь стала первым конурбанским пейзажем, навсегда врезавшимся ему в память, хотя больше он его никогда не видел. Поехали дальше, мимо обсаженных деревьями домов старой постройки и скользких от дождя безликих районов, где обитали машины, бары и прачечные. Роз показала, на какой улице живет, потом пересекла еще одну дорогу, называвшуюся Механической; народ пошел победнее, огней поубавилось, вдоль тротуаров стали попадаться обгоревшие автомобили; там и сям в ряду недоставало домов, точно кариозных зубов. Роз рассказывала
Город был пронизан эстакадами, въезды и спуски врезались в старые кварталы, а сверху, как инопланетные боевые машины на марше, пялились алюминиевые фонари; Пирс не помнил такой войны миров в Нью-Йорке — во всяком случае, на Манхэттене; переключив скорость, Роз взлетела на очередной подъем. Где они теперь? Казалось, летят по воздушной трассе прочь из города, но огни тесно стоящих зданий по-прежнему их окружали. На большой скорости мелкий дождик казался сильнее, «дворники» щелкали и шуршали, щелкали и шуршали: меланхолический звук; высокие грузовики, проносясь мимо их маленькой машинки с протекающей крышей, поднимали облака мелких капель. Роз рассказывала об инструкторе, который проводил сегодняшний тренинг, уже дал двухчасовое представление — такая у него работа — и готов был продолжать.
— Ой, он такой интересный. Сегодня был просто потрясающий. Я так надеюсь, что он еще не устал. И хочу, чтобы ты с ним познакомился.
— Пит, — произнес Пирс.
— Пит Терстон. Ты знаешь, он спит всего час или два в сутки. Не больше. Так говорят. Ты можешь представить, чтобы я?.. Но ты удивишься, как хорошо у меня все получается, просто на ура.
Они опять съехали с автострады, проехав по ней всего пару миль, но сразу же вырулили на другую, вдоль которой стояли в ряд ярко-холодные фабрики и типовые рестораны, мокрые машины на стоянках — лоснящиеся жуки. Пирс мельком подумал, что, будь он королем, запретил бы законом рекламу с изображениями восторженных человекообразных животных, с эдаким живым меню: совершенно тупое зверство. Вот пожалуйста, шеренга ухмыляющихся свиней в поварских колпаках, и каждая держит тарелку с приготовленными кусками самой себя. Сюда-то машина и свернула.
— Здесь прямо рядышком, — объявила она. — Нормально, да? Они почти все сюда ходят.
Теперь они опять стали «ими», на время, для него. «Рядышком» — это приземистый мотель с дурацким названием: гостиница «Окольный путь». Оттуда по двое и стайками подходили люди, и Роз ткнула в них пальцем: они.
— Секундочку, — сказал Пирс.
Он порылся за сиденьем и вытащил свою сумку, а из нее фляжку. Хорошенько хлебнул, еще раз хлебнул и фляжку закупорил; Роз с интересом за ним наблюдала. Он в шутку предложил ей выпить, она улыбнулась и покачала головой. (Она взяла эту фляжку из его рук и пригубила — на вечеринке у реки Блэкбери, когда они повстречались впервые, а может, тот раз не считается, ведь каждый из них принял другого за кого-то еще: Пирс помнил.)
— Готов, — сказал он и распахнул пальто; алкоголь разжег в груди огонь. — Готов.
В поросячьем ресторане, очевидно, знали людей из «Пауэрхауса»: официантка провела их к длинным столам, накрытым в глубине зала, отдельно от прочих. Роз, вцепившись в Пирса, словно это она была здесь впервые, подвела его к середине одного из столов, за которым уже сидела дюжина едоков. Она представила его ближайшим соседям, и те улыбнулись дружелюбно, даже, пожалуй, чересчур радушно; всем раздали огромные покрытые пластиком меню. Завсегдатаи и так хорошо знали, что тут подают; это заведение, очевидно, было одним из звеньев в раскинувшейся по всей Америке цепи. Пирс о нем никогда не слышал и больше никогда в таком не окажется. За столом говорили о последнем собрании — больше о числе участников и общем энтузиазме, чем о содержании лекции. Они
— Ты что, не голодный? — спросила его Роз с набитым ртом.
— М-м, нет. Пока еще. Я ем поздно. Ты же знаешь.
— Смотри. Силы тебе понадобятся.
Что бы это значило? С ним такое будут делать, что сопротивление потребует много сил? Он уже чувствовал себя Чайльдом Роландом в бесплодной земле, на подходе к Темной Башне {351} ; но сил для того, чтобы пройти чрез этот город, Едом {352} , Дит {353} крепкий, не было. То было второе из запомнившихся Пирсу мест в Конурбане, вот этот стол и двенадцать плотоядных. Когда они закончили, пришла пора возвращаться; подкрепившиеся и энергичные, участники занятий шли к площадке перед мотелем через стоянку и полосу чахлых вечнозеленых кустов.
В новых мотелях всегда стоит — или стоял в те времена — резкий запах, исходящий, наверное, от искусственного покрытия под дерево и ткани, которым они отделаны, или от сильных моющих средств, которыми пытались отскоблить следы проходящих толп, — может, от всего этого, а еще от тонкого душка фальши и показухи, внятного чутью; Пирс настороженно, как дикий зверь, раздувал ноздри, идя по «Окольному пути» вслед за Роз и ее счастливыми сотрапезниками. Они миновали псевдодиккенсовский бар («Грошовый»), спустились по широкой лестнице в подземный актовый зал, а дорогой к ним присоединилось множество людей. Широки врата и пространен путь. {354} Пирс потихоньку осматривал собравшихся, но никаких обобщений сделать не смог: не скажешь, что здесь в основном старики или, наоборот, по большей части молодые, нет очень бедных и, конечно, богатых; просто люди, его соседи.
— Смотри, — сказала Роз. — Майк.
Да, это был он: в рубашке с короткими рукавами и при галстуке. Пирсова душа замкнулась, словно лязгнула решетка крепостных ворот; кулаки он не сжал, но почувствовал, что мышцы напряглись. Он как-то читал, что у мужчин в ситуациях типа «драться или спасаться» волоски на руках встают дыбом, как у испуганных котов: это чтобы выглядеть больше и страшнее. Наши-то рудиментарные волоски, скрытые под рубашкой и костюмом. И мошонка у него поджалась.
— Майк, — сказала Роз. — Ты ведь с Пирсом знаком.
— А, конечно. Привет. — Майк протянул руку: крепкое, чуть не агрессивное мужское пожатие; на самом деле с Пирсом он знаком не был — Роз не знала, что Пирс ей соврал: очередная ложь, в которой он так и не смог признаться. — Рад вас тут видеть. Хорошо, что пришли.
— Ну так! — произнес Пирс, осклабившись в ответ.
— Как там делишки в Дальних горах?
— Ха-ха, — сказал Пирс. — А вы тут книжками торгуете?
Майк стоял возле накрытого скатертью стола, на котором стопками лежали тонкие книги в твердых переплетах. Главным образом наставления с задиристыми риторическими вопросами в заголовках («Бог ли Иисус? Зачем умирать насовсем?»), автором значился Ретлоу О. Уолтер, доктор правоведения.
— Это он, — сказала Роз.
— Ретлоу О. Уолтер? — уточнил Пирс. — А какое у него второе имя? Отто?
— Не думаю, что инициал расшифровывается, — сказал Майк. — Как у Трумэна. {355}