Демоны Алой розы
Шрифт:
Он не успевает.
Исход боя предрешен. Однако бой еще не закончен.
«Сдохни!» – шипит Ральф Норман, и Джон Рэд в ответ ускоряет темп боя. Если посмотреть на его лицо сейчас – оно больше не будет жизнерадостно-красным. Землисто-серый, цвет смертельно уставшего человека. Краше в гроб кладут.
Удар! – ярость человека против брони, и ярость побеждает. Ремешок, удерживающий шлем Ральфа Нормана, лопается, и шлем съезжает на бок. Рыцарь пытается поправить шлем руками – поздно!
Удар!
Все, бой окончен. Отрубленная голова
Сэр Джон опускает, почти роняет меч и тяжело опирается на него, словно на посох. «Копье» смыкается вокруг, готовое защищать – но защищать уже не нужно. Наемники – Джон Рэд был прав – бьются лишь за деньги.
Вот предводитель наемников, высокий воин в черненых доспехах, обменивается взглядами с бароном Джоном и показывает два пальца. Тот, помедлив для приличия, кивает. Назначено отступное, можно расходиться. Две марки на человека, деньги безумные – но такова цена жизни, лучше все-таки заплатить…
Сейчас наемники спокойно, твердо зная, что их не будут преследовать, уходят, и есть в этом деловитом покидании поля боя некая неправильность, та, что еще не так заметна в нынешних войнах, но будет определять лицо войн грядущих. Расчет. Можно продолжить бой, ради трофеев, но потери будут слишком велики, и все знают поговорку о загнанной в угол крысе. Дешевле уйти – и наемники уходят – не торопясь, ибо, пока они шли вперед, у них за спиной мародеры снимали доспехи с убитых врагов. Надо дать им время, поскольку известно, что сил для контратаки у противника нет, а доспехи стоят денег, и немалых. Это война, все честно.
С другой стороны холма, из узкой трещины, выбирается, тяжело дыша, брат Томас. Встает во весь рост, смахивает со лба пот и удивленно, словно в первый раз, озирается. Здесь, с высоты, и правда открывается прекрасный вид.
– Я сделал это! – изумленно произносит монах. – Господи, именем Твоим повиновалась мне… – Тут на лице его появляется выражение крайней подозрительности. – А не впадаю ли я в грех гордыни? – с сомнением в голосе произносит францисканец и поспешно опускается на колени.
Солнце поздней весны становится все жарче, и молодая листва с каждым днем разрастается все гуще, превращая поросшие кустарником склоны холма в настоящий лес. Впрочем, усилиями человеческими, кустарника за последнюю неделю изрядно поубавилось.
Стоя на вершине холма, Джон Рэд с долей неодобрения обозревает то, что раньше было рубежом обороны, а теперь превратилось в лагерь. И конца этому не видно.
Сначала, когда наемники убрались прочь, не забыв, на глазах у побежденных, обобрать трупы, свои и чужие, без разбора, двигаться было нельзя из-за раненых. Собственно, единственным, кто вышел из боя вообще без единой царапины, был гоблинский командир, оказавшийся феноменальным бойцом даже на фоне своих подчиненных.
Рыцарь вздохнул, прищурился и, после недолгих поисков, разглядел грузную фигуру Акут-Аргала, примостившуюся на берегу ручья, под небольшим водопадом. Сейчас на гоблине были
Гоблины не солгали – каждый из них в бою и вправду стоил десятка рыцарей, они дрались как бешенные псы, во славу своего непонятного Повелителя… а может, и просто так. Кто их поймет, этих гоблинов? Если до сражения на «демонов» глядели с опаской, то после место опаски заняло уважение. Заслужили, что да, то да. Сейчас во всем лагере не найдется человека, который сказал бы, что нелюдей следует предать огню.
Лагерь, да… За неделю раненые окрепли. Смертей почти не было, и тоже благодаря гоблинам. Виза-Ток, едва оправившись, велел тащить себя к самым тяжелым – и за это его уважали едва ли не более, чем за боевые заслуги. После каждого исцеленного, он по полчаса проводил без сознания, но сдаваться не собирался, и в результате почти никого не потерял. Почти.
Тогда, после боя, едва с него содрали шлем, Джон Рэд сгреб в охапку ближайшего из солдат и прошипел – нормально дышать он все еще не мог:
– Томас?
Естественно, его поняли сразу. Сэр Томас, воспитанник, и, можно сказать, сын. Кто-то метнулся прочь, по холму, между группами людей, пронеслось некое отдаленное подобие переклички.
– Жив, – выдохнул один из солдат, ветеран, из тех, что Джон Рэд привел с собой с прошлой войны. – Ранен в ногу, не опасно.
– Хорошо.
Подождать еще немного, пока снимут все железо. Конечно, сейчас они были уязвимы, но…
– Расставить дозоры.
Снова кто-то бросается прочь, выполнять приказ. «А хорошо я их обучил». Сейчас, когда горячка боя начала отступать, старый рыцарь снова почувствовал свое тело. Тело… болело. Да, доспехи можно снимать, толку от него в бою сейчас – никакого.
– Отведите меня к… нет. Отведите меня к гоблинам.
Акут-Аргал сидит на валуне, свесив ноги, и вид имеет весьма усталый. Похоже, выложился он больше, чем планировал, – в данный момент гоблин с отвращением рассматривает свою руку, растопырив пальцы. Рука дрожит.
– Магия кончилась, – не оборачиваясь, говорит он, в очередной раз безошибочно узнав рыцаря. Наверное, и вправду – по запаху. Ну, раз нет магии… может же гоблин хоть раз не соврать, верно?
– Бой тоже закончен, – пожимает плечами Джон Рэд. – Магия подождет.
– А лечить чем прикажешь?
– Да, ты прав. Жалко.
– Полчаса, и очнется Виза-Ток, – говорит Акут-Аргал. – Вместе мы сможем что-то наскрести, но…
– Но?
– Но за полчаса умрет Генора-Зита. Ваша медицина… Словом, лекаря я прогнал.
– Понятно. – Барон ищет глазами, не находит ничего подходящего и плюхается на землю у подножия того же валуна. – Знаешь, правильно мы женщин к оружию не допускаем.
– Может, и так.
– Э… – Покладистый гоблин Джону Рэду непривычен, впрочем, сейчас любые чувства, которые он мог бы испытывать, безнадежно вязнут в усталости и апатии. Боль по умершим придет – потом. – Томас с ней, конечно?