Демоны пустыни, или Брат Томас
Шрифт:
— В тот день зрение у тебя было затуманено?
— Затуманено.
— Ты хочешь сказать, от болезни. — Надежда лопнула. — Полагаю, такое могло быть.
Я вернулся ко второму рисунку костяного калейдоскопа в окне.
— Как часто ты видел вот это, Джейк?
— Не только это, разное.
— Как часто они появлялись в окне?
— Три раза.
— Только три? Когда?
— Два раза вчера. Потом когда я проснулся.
— Когда ты проснулся этим утром?
— Да.
— Я
— Собаки Кого-не-было, — без запинки ответил он. — Я их не боюсь.
— Собаки? Я не вижу собак.
— Не собаки, но как собаки, — объяснил он. — Как очень плохие собаки, он учит их убивать и посылает их, и они убивают.
— Бойцовые собаки.
— Я их не боюсь и не буду бояться.
— Ты — смелый парень, Джейкоб Кальвино.
— Она сказала… она сказала, не нужно бояться, мы рождены не для того, чтобы все время бояться, мы рождаемся счастливыми, дети смеются, радуясь всему, мы рождаемся счастливыми, чтобы создавать более лучший мир.
— Я сожалею, что не знал твоей матери.
— Она говорила, что во всех… во всех, богатый ты или бедный, кто-то великий или совсем безвестный, во всех есть Божья благодать. — Умиротворенность разлилась по его лицу, когда он произнес два последних слова. — Ты знаешь, что такое Божья благодать?
— Да.
— Благодать мы получаем от Бога, и, используя ее, ты строишь более лучший мир, а если ты не используешь ее, то теряешь.
— Как твое искусство. Как твои прекрасные картины.
— Как твои оладьи, — ответил он.
— Так ты знаешь и о моих оладьях?
— Эти оладьи, они — благодать.
— Спасибо, Джейк. Ты такой добрый. — Я закрыл второй альбом, поднялся. — Мне нужно идти, но я бы хотел вернуться, если ты не против.
— Хорошо.
— С тобой все будет в порядке?
— Да, в порядке, — заверил он меня.
Я обошел стол, положил руку ему на плечо, всмотрелся в его новый рисунок.
Рисовал он здорово, понимал качество света, видел его даже в тени, видел красоту света и его необходимость.
За окном падающий снег затемнял свет, и хотя до сумерек оставалось несколько часов, казалось, что они уже наступили.
Раньше Джейкоб предупреждал меня, что темнота придет с темнотой. Может, не следовало нам рассчитывать, что смерть придет вместе с ночью? Может, и эти ложные сумерки могли показаться ей достаточно темными?
Глава 44
— Мистер Томас, — обратился ко мне Родион Романович после того, как я вышел из комнаты четырнадцать, пообещав Джейкобу, что вернусь, — этот допрос молодого человека, который вы провели… у меня бы так не вышло.
— Да, сэр, но монахини ввели абсолютный запрет на использование щипцов для выдирания ногтей.
— Даже монахини, знаете ли, не всегда правы. Но я хочу сказать, что вы узнали от него все, что только можно было узнать, и даже больше. Я потрясен.
— Не знаю, сэр. Я уже близок к цели, но еще до нее не добрался. Ключ к разгадке у него. Этим утром меня послали к нему, потому что ключ к разгадке у него.
— Послал кто?
— Кто-то мертвый, который пытался мне помочь через Юстину.
— Через утопленную девочку, о которой вы упоминали раньше, ту, что умерла, но которую потом оживили.
— Да, сэр.
— Насчет вас я не ошибся. — Романович покивал. — Сложный для понимания, многослойный, скрытный.
— Но безвредный, — заверил я его.
Не замечая, что идет сквозь скопище бодэчей, к нам подошла сестра Анжела.
Начала говорить, но я прижал палец к губам. Ее глаза-барвинки превратились в щелочки: насчет бодэчей она все понимала, но не привыкла к тому, что ей затыкали рот.
Когда же черные души-призраки разбежались по комнатам, первым заговорил я:
— Мэм, надеюсь, вы сможете нам помочь. Что вы знаете об отце Джейкоба из комнаты четырнадцать?
— Его отце? Ничего.
— Я думал, у вас есть данные о родителях детей.
— Есть. Но мать Джейкоба не выходила замуж.
— Дженни Кальвино. Так это ее девичья, не по мужу, фамилия?
— Да. До смерти от рака она устроила Джейкоба в интернат при другой церкви.
— Двенадцать лет тому назад.
— Да. У нее не было родственников, которые могли бы его взять, и на всех бланках, где требовалось заполнить графу «Отец», она, как ни печально это говорить, написала: «Неизвестен».
— Я никогда не встречался с этой женщиной, но, судя по той малости, что мне о ней рассказали, не могу поверить, что она была настолько беспутна, чтобы не знать, кто отец ее ребенка.
— Это мир печали, Одди, потому что мы делаем его таковым.
— Я кое-что узнал и о Джейкобе. В семь лет он тяжело болел, не так ли?
Она кивнула.
— Об этом написано в его истории болезни. Не помню, чем именно, но думаю… что-то у него было с кровью. Он едва не умер.
— Из того, что рассказал Джейкоб, следует, что Дженни вызвала его отца в больницу. Теплого воссоединения семьи не получилось. Но фамилия отца… возможно, она — ключ ко всему.
— Джейкоб фамилии не знает?
— Не думаю, что мать когда-нибудь говорила ему. Однако я уверен, что мистер Романович знает.
Сестра Анжела в изумлении перевела взгляд на русского.