Демоны зимних ночей
Шрифт:
Тем временем карета достигает площади у собора, до моих ушей доносится стук колес по неровной булыжной мостовой. Слышны исступленные крики:
– Убийца, убийца, убийца!
Однако большая часть собравшихся молчит и в ужасе следит за прибытием смертницы. Бертранцы, как свидетельствуют мои наблюдения, народ вовсе не кровожадный, и если публичное усекновение головы кому-то и доставляет наслаждение, то таких считаные единицы.
Карета замирает, двое дюжих жандармов распахивают забранную металлической решеткой дверцу, и появляется
Маркиза де Вальтруа являет собой воплощение совершеннейшей невинности. Вашему покорному слуге понятно, почему ей эти долгие годы удавалось не возбуждать подозрений и находить все новых и новых кандидатов в мужья, затем без малейших колебаний ею же и отравленных.
Мари-Маргарита облачена в простое белое платье и черный чепец. Мне неизвестно, кто изобрел подобный наряд для приговоренных к смерти, он больше похож на праздничное одеяние крестьян. Призван ли белый цвет символизировать очищение души от скверны преступных помыслов или кто-то воспринимает казнь как забаву?
Лицо маркизы выражает сосредоточенность, и, тут я не ошибусь, раскаяние чуждо ей. Мари-Маргарита с легкостью покидает карету и замирает на секунду, всматриваясь в черную громаду эшафота и ажурные балки гильотины.
– Убийца! Поделом тебе! Ведьма! Сдохни, отравительница!
Нестройные мужские голоса, по большей части пьяные, доносятся со всех сторон. Маркиза с гордо поднятой головой шествует к лобному месту. Внезапно в воздухе мелькает что-то черное, и в спину Мари-Маргариты ударяется окоченевший трупик вороны. Маркиза замирает.
Мертвую птицу швырнул в нее молодой человек, похожий на подмастерье, лет восемнадцати: он находится в первом ряду, его красное, лоснящееся от пота лицо выражает высшую степень ненависти.
– Сдохни, отравительница! – кричит он срывающимся на фальцет голосом и потрясает кулаками. – Пусть тебе отрубят голову! Убийца!
Мари-Маргарита, к всеобщему изумлению, подходит к своему хулителю. Жандармы в растерянности, они не знают, как поступить. Молодой человек отшатывается: как и все трусы, он храбр, пока жертва его оскорблений находится на почтительном расстоянии. Маркиза улыбается, а затем ее тонкая ладонь со свистом ударяет по щеке юного поборника смертной казни.
Никто не ожидал подобного исхода дела, голова молодого человека дергается, не удержав равновесия, он оседает на соседей, которые едва успевают подхватить его. Крики смолкают, все потрясены поступком той, чья голова, возможно, всего через несколько минут упадет в корзину с опилками.
Круглое лицо молодого человека наливается багрянцем, он держится за щеку, как будто его пронзила внезапная зубная боль. Он трясет соломенными волосами, неловко поднимается, и площадь снова оглашается его истошным криком:
– Убийца, отравительница, ведьма!
Мари-Маргарита отворачивается от него, и жестом, полным невыносимой брезгливости, вытирает ладонь, которой она ударила юного хама, о белоснежный подол платья. Этот поступок производит еще большее впечатление на толпу, чем пощечина. Маркиза недвусмысленно показывает всем, каково ее мнение о беснующихся зрителях.
Молодой человек с пеной у рта продолжает вопить, но его крики не производят того впечатления, на которое он рассчитывал: все видят, что он всего лишь пьяный и невоспитанный мещанин, которого прелестная маркиза только что подвергла прилюдной и постыдной экзекуции.
Великий князь Мишель-Оноре хмурит брови и кусает губы. Кирилл Павлович гортанно смеется и несколько раз ударяет ладонью о ладонь – он аплодирует смелому поступку маркизы де Вальтруа!
Мари-Маргарита отказывается от помощи жандармов, которые хотят помочь ей при подъеме по крутой лестнице, ведущей на эшафот. Она подбирает полы платья, и всем становится видно, что ее тонкие ножки обуты в грубые деревянные башмаки. С непередаваемым изяществом маркиза взбегает (!) ввысь, как будто торопится навстречу собственной смерти: я чувствую, что кровь ударяет мне в лицо – впечатление такое, словно мы находимся не на публичной казни, а в великокняжеском дворце на балу, и приговоренная к гильотине поднимается не по шатающейся лестнице в белом наряде смертницы, а летит по мраморным ступеням в бальном платье, боясь опоздать к котильону. Наверное, когда-то именно так поднималась по лестнице эшафота королева Мария-Антуанетта, прекрасно понимая, что часы отсчитывают последние секунды ее бренного существования.
Маркиза оказывается на эшафоте, и тут самообладание впервые изменяет ей. В непосредственной близи от нее возвышается «старая дама»: на самом деле эта гильотина изготовлена специально для казни Мари-Маргариты де Вальтруа и ее сообщника Жана Лареми, и ее острый нож до сих пор не заливала кровь ни одной жертвы.
Мари-Маргарита бледнеет и чуть заметно пошатывается, а по толпе пролетает стон – я уверен, что почти все сочувствуют прелестной отравительнице и разделяют ее ужас. К маркизе подходит палач – высоченный мужчина, облаченный в темный костюм. Его лицо не закрывает колпак или маска с прорезями для глаз, но это только усиливает контраст между его ординарной внешностью и той ролью, которую ему предстоит сыграть в судьбе несчастной маркизы.
Палач – мужчина лет пятидесяти с длинными седыми волосами и костистым бледным лицом, является выходцем из семьи, которая на протяжении многих столетий занималась тем, что приводила в исполнение смертные приговоры и помогала грешникам уйти в мир иной. У его предков было куда больше работы: они усердно рубили головы, заливали в глотку раскаленный свинец, сдирали кожу, вешали, колесовали, четвертовали, опускали в котел с кипящим маслом, сажали на кол и возводили на костер своих жертв.
Нынешнему палачу приходится всего дважды в год приводить в действие гильотину: столь современное средство лишения жизни людей применяется в Великом княжестве Бертранском чуть больше ста лет, с начала прошлого века, когда войска революционной Франции под предводительством генерала Бонапарта заняли страну, ликвидировали монархию и заменили старинные способы казни гильотиной. Через несколько лет генерал Бонапарт превратился в императора Наполеона, и вместо отправленных в изгнание Гримбургов трон княжества занял один из его многочисленных родственников. После окончательного поражения тирана великокняжеская династия вернулась из английской ссылки, упразднила почти все нововведения узурпатора, однако не тронула гильотину, сочтя ее вполне приемлемой для наказания нераскаявшихся разбойников.