Демьяновы сюжеты
Шрифт:
– Совсем-совсем без совести?
– Совсем-совсем – это абстракция, черный квадрат, бесконечность. На бренной земле совсем без совести не обойтись. Но запомни – в небольших дозах и в исключительных случаях. Вот, например, вернешься ты сегодня домой, и жена укоризненно спросит: у тебя совесть есть? А ты в ответ с чистосердечной открытостью: виноват! И это будет правильно! А если соврешь или ответишь «нет!», прощения тебе не видать.
– А ты, как будешь оправдываться?
– Тоже чистосердечно: встретил старого друга, мы с ним когда-то две смены в пионерском лагере отбарабанили.
По очереди сходили в туалет, и я спросил:
– Ваши психотерапевты – все искусствоведы?
– Юмор оценил, но отвечаю совершенно серьезно: не все, только я и одна очень продвинутая девица – специалист по южно-азиатскому кинематографу. Остальные с дипломами медицинских вузов, но мы им не уступаем. В нашем увлекательном деле на первом месте интуиция, обаяние и сила убеждения.
– А скажи-ка мне, обаятельный и убедительный, что за нужда мотаться туда-сюда? Замутил бы что-нибудь подобное в Питере и врачевал бы души страждущих где-нибудь на Мойке или в Веселом Поселке.
Он едва не подпрыгнул от возмущения. По крайней мере стул под ним закачался и отъехал на метр от стола:
– Ну ты даешь!.. Я же не законченный дебил, чтобы в родном городе, где меня знают сотни людей, заниматься клоунадой.
– А в Москве, значит, можно?
– Демьян, запиши крупными буквами: в златоглавой все можно! Петербург пока сильно отстает…
И я, несмотря на сильное алкогольное потрясение, сумел разглядеть в его резонерстве прореху. Завуалированные приметы стыда, как он ни старался, все-равно прорывались наружу.
Ну, а чтобы рассказать о себе, целесообразно вернуться на пару лет назад, к моей однокурснице – Варваре Авдотьиной, то есть в клуб оборонного предприятия. На сей раз я там оказался в середине 90-х, когда от некогда солидного помещения осталось всего лишь две небольшие комнаты и кабинет директора. Пришел, разумеется, не просто так. Авдотьина обещала подсуетиться – разузнать, где можно заполучить халтуру с гибким графиком и с нормальной оплатой.
– Демьян, ты моего Леньку помнишь? – спросила она, плотно прикрыв дверь своего кабинета.
– Вроде пока еще не в маразме…
– Понятно! – резко перебила она. – Леньке нужен культурный затейник, которому не боязно вручить ключ от квартиры. Мы с ним посоветовались и пришли к выводу: лучшей кандидатуры, чем Стасик Демьянов в городе не найти. Так что, Демьян, мяч на твоей половине. Принимай решение, не прогадаешь. Как говорится, будешь с ног до головы в шоколаде.
От такого неожиданного поворота я опешил. Никак не предполагал, что Авдотьина вырулит на своего первого мужа с предложением о каком-то затейничестве.
В так называемые застойные – 70-80-ые годы Леонид, по прозвищу «юродивый», был внештатным сотрудником Райкома комсомола. Трудился за идею, свято верил в коммунистические идеалы и намеревался положить жизнь на строительство общества всеобщего благоденствия.
В голове помутилось до такой степени, что поначалу не мог вымолвить ни
– Демьян, тебе что-то не понятно? Спрашивай!..
И я спросил:
– Вы что, опять с Леонидом вместе?
– А мы никогда и не расставались. Развод не повод, чтобы терять полезные связи. Еще вопросы есть?..
– Чем он сейчас занимается?
– В Питере у него Фонд поддержки социальных проектов, а за околицей торгует, преимущественно водярой и бормотухой.
– Не понимаю, какая связь между социальными проектами и алкоголем?
– Самая прямая. Он же предусмотрительный и практичный. Знает, каков рейтинг у Ельцина, верит, что коммунисты скоро вернутся, и, значит, неминуемо наступит час расплаты. Вот тут-то он и напомнит о своей правильной гражданской позиции, у него по бумагам Фонда миллион добрых дел. А когда отмоется, купит себе приставной стульчик в каком-нибудь ихнем политбюро – на барыши со спиртного. Задаром такие посадочные места не отдают.
Она вытащила из ящика стола визитку и протянула мне:
– Здесь номер его мобильного радиотелефона, который всегда при нем. Слышал про такое изобретение?
– Видел в заморском боевике, – пролепетал я, ошарашенный настолько, что застучало в висках. – Кого предстоит развлекать?
– Его полоумную мамашу. Скажу откровенно – экземпляр еще тот. Будучи моей свекровью, кровушка пила регулярно. Укоряла, мол, я, бесстыжая деревенщина, вышла замуж исключительно из-за ленинградской прописки. А я и не скрывала. Говорила: будете оскорблять, треть квартиры оттяпаю. Но пожалела, несчастных!.. – взвизгнула Авдотьина и, свалившись в свое директорское кресло, вдруг радостно заулыбалась: – Змею подколодную забавлять – рискованное предприятие, Демьян. Старушка после инсульта, но все еще извивается и шипит. Но ты не тушуйся. Если остро нужны бабки, перетерпишь. Из-за денег люди и не такое соглашаются…
Выйдя из клуба, а потом из заводской проходной, поплелся на трамвайную остановку в состоянии чудовищного раздрая. Долги и четвертый месяц без зарплаты принуждали меня забыть про амбиции и не привередничать. Готов был согласиться на что угодно, только бы платили. Но быть сиделкой у больной, скучающей старухи – на такой кульбит, увы, я был не способен.
Оказавшись в трамвае, невольно, вспомнил слова Авдотьиной про шоколад. Значит, Ленька действительно способен щедро раскошелиться, иначе бы Варвара промолчала. Не той она породы, чтобы трепаться попусту, когда решается что-то по-настоящему серьезное. Даже в том случае, если лично ее это не касается.
Придя домой, наткнулся на сочувствующий взгляд Илоны – моей жены:
– Как поживает Варвара?
– У нее все отлично, – буркнул я и направился было в свою комнату. Но Илона меня остановила:
– Предлагаю откушать, – шутливо сказала она. – Бульон, правда, из кубиков, зато гренки настоящие – на сливочном масле.
– Спасибо, потом…
Войдя в комнату, я плюхнулся на диван, перевалился на спину и закрыл глаза. Есть хотелось ужасно, но подняться не было никаких сил. В первую очередь, моральных. Чувствовал себя кругом виноватым дураком, превратившимся в хронического иждивенца.