День 21
Шрифт:
– Сюда, – задыхаясь, выпалил Беллами и затащил Лилли за угол. Они остановились чуть-чуть отдышаться. – Ты… ты в порядке?
Она слишком запыхалась, чтобы говорить, и потому лишь кивнула.
– Нам надо… двигаться… дальше, – пыхтя, проговорил Беллами.
Какой же он идиот, что тайком поперся с Лилли на Феникс! Но если он не вытащит ее отсюда, то станет не просто идиотом.
Он станет убийцей.
Он должен был все хорошенько обдумать. Подойти к делу практично. Но тоскливое и мечтательное выражение, которое появлялось в глазах Лилли всякий раз, когда речь заходила о чтении, победило любые доводы рассудка. Лилли умерла бы за возможность вернуться в библиотеку Феникса, она грезила ею с тех пор, как побывала там несколько лет назад, еще будучи ученицей начальной школы.
Приближающийся топот заставил их обоих подскочить.
– Давай просто оставим книжку и сбежим, – сказал Беллами и потянул девочку по коридору. – На самом деле им только книжка и нужна. Может, они и не станут за нами гнаться, если получат ее обратно.
Лилли прижимала к груди тяжеленный том в зеленом переплете – этот цвет всегда так здорово смотрелся в сочетании с ее темно-рыжими волосами.
– Ни за что, – сказала она. – Я искала эту книгу годами. Мне нужно узнать, как та девчонка, в конце концов, поступила с мальчиком, который звал ее Морковкой.
– Если бы он понимал свое счастье, нашел бы себе блондинку. От рыжих одни неприятности, – усмехнулся Беллами и потянулся к книге. – Дай-ка ее сюда. Она весит почти столько же, сколько ты… Морковка.
Она с улыбкой сунула ему книгу.
– Ну наконец-то. А я-то думала до сих пор, что ты тут просто для красоты.
Он ухмыльнулся, но ответить не успел, потому что уже где-то совсем близко раздалось:
– Они пошли туда!
Беллами и Лилли снова бросились бежать.
– Они там, впереди!
– Боже мой, – задыхаясь, проговорила Лилли, – они сейчас нас схватят!
– Нет, не схватят. – Беллами покрепче схватил ее за руку и потащил за собой.
Они снова свернули за угол и юркнули в нишу над лестницей. Беллами положил книгу, обхватил дрожащую Лилли и прижал к стене, молясь кому угодно, все равно кому, лишь бы этот кто-то готов был его слушать, о том, чтобы охранники их не выследили. Когда приближающиеся шаги стали громче, а крики охранников – отчетливее, Лилли закрыла глаза. Но вдруг все звуки исчезли. Охранники промчались прямо перед ними. Беллами на всякий случай выждал еще минуту и шумно перевел дыхание.
– Обошлось, – пробормотал он, поглаживая рыжие волнистые волосы Лилли, – Теперь с нами все будет в порядке.
– Мне нельзя в Тюрьму, – глухо сказала она, все еще дрожа.
– Ты туда и не попадешь, – и Беллами крепче прижал ее к себе. – Я не дам тебя схватить.
– Я лучше умру, чем там окажусь.
– Не надо так говорить, – с улыбкой попенял ей Беллами. – Я не допущу, чтоб с тобой такое случилось. Обещаю.
Беллами повернулся и посмотрел прямо в лицо Кларк. Она сидела, подтянув колени к груди, и крутила в руках часы.
– Она заставила тебя дать обещание, так? – спросил Беллами.
Кларк подняла взгляд, ошарашенная тем, что он сказал. Но потом на лице девушки отразилось понимание, и она медленно кивнула.
– Заставила пообещать, что ты… прекратишь ее страдания?
– Да. – Кларк глубоко вздохнула и продолжила: – Она больше не могла. У нее уже не было сил терпеть боль, но еще сильнее она ненавидела то, что не может больше контролировать свою жизнь. Она не хотела быть узницей лаборатории.
Страдание, звучавшее в голосе Кларк, было точь-в-точь сродни тому, что грызло его сердце. Беллами понял, что она не врет. Лилли, которую он знал, была сильной, но и просьба, с которой она обратилась к Кларк, в своем роде тоже была проявлением силы. Лилли, которую он знал, скорее умерла бы, чем согласилась стать немощным, лишенным надежды подопытным кроликом.
А ведь Беллами ни разу даже не задумался, каково пришлось Кларк, когда подруга попросила ее о такой ужасной услуге. Никогда он не простит Вице-канцлера и остальных, тех, по чьей милости жизнь Лилли унес этот чудовищный эксперимент, но теперь ему было известно: вины Кларк в этом нет. Она любила Лилли так же сильно, как сам Беллами.
Так сильно, что смогла совершить чудовищный, тягостный поступок, о котором молила ее подруга.
Беллами обошел костер и сел рядом с Кларк.
– Прости за то, что я тебе наговорил, – сказал он, глядя на пламя.
Кларк покачала головой:
– Не извиняйся. По большей части я это заслужила.
– Нет. Ничего ты не заслужила. – Он вздохнул, а Кларк потянулась и взяла его за руку. Их пальцы сплелись. – А вот я точно не заслужил твоего прощения.
– Беллами, – сказала Кларк, и что-то в ее тоне заставило парня поднять глаза, – все мы совершаем поступки, которыми нельзя гордиться. – Кларк сдвинула брови, и Беллами подумал, что она, наверно, вспомнила об Уэллсе.
– Я знаю, но…
– Заткнись, а? – проговорила она и поцеловала Беллами.
Беллами закрыл глаза, позволяя своим губам выразить поцелуем то, что его косноязычие и упрямство не давали сказать вслух.
Вот он легонько сдавил губами ее нижнюю губу. Прости меня.
Вот его уста нежно коснулись нежной кожи под подбородком. Я вел себя как идиот.
Вот он поцеловал ямочку на ее шее. Ты нужна мне.
Кларк дышала все тяжелей, вздрагивая всякий раз, когда его губы касались нового участка ее тела.
Беллами ухватил губами мочку ее уха. Я люблю тебя.
Но этого было недостаточно. Ему хотелось, чтобы Кларк услышала, как он произносит эти слова. Беллами слегка отстранился и взял лицо девушки в ладони.
– Я люблю тебя, – шепнул он, глядя в ее глаза, где сиял свет костра и что-то еще.
– Я тоже тебя люблю.
Беллами снова стал целовать Кларк, на этот раз более страстно, повторяя свою декларацию любви перед каждым новым поцелуем, а потом нежно опустил ее на землю возле потрескивающего костра.