День академика Похеля (сборник)
Шрифт:
— Вон отсюда, Зайцев! — тут же закричал усатый мужичок из зала.
— Долой! — подхватил зал на разные голоса. — Хватит! Таким не место в космонавтике!
— Хамло сраное!!! — кричала полная женщина, изо всех сил наклоняясь вперед из третьего ряда. — И-и-ишь какой нашелся… Хамло!
Женя встал и пошел к выходу. Вахтерши на первом этаже уже не было, а на улице светило солнце. В строительной пыли купались воробьи. Затрясся мобиль, и на экранчике появился озабоченный Чапанишвили.
— Женя, у нас не сходятся спектры по пустой планете, — сказал он. — Надо завтра лететь снова. У тебя что-то случилось? — насторожился он вдруг. — Что-то вид уставший.
— Устал очень, — улыбнулся Женя. — А сейчас пресс-концеренция с японцами.
— Ну ты там это, береги себя! — сказал Чапанишвили, — Без тебя никак! Значит, я звоню Филу и Самойлову, и завтра с утра вылетаем?
23 февраля 2003, Москва
Семейная проблема
Последнее, что я запомнил, — это рев моторов вертолета, ослепительная вспышка и ощущение сырости и холода.
Отец разворачивал комок фольги медленно и хмуро, словно специально затягивал паузу. Наконец в воздухе разлился характерный запах сушеного мяса, и на покрытие палубы вывалилась конечность. А за ней еще парочка. Сомнений больше не оставалось — это были руки. Небольшие, белесые, высушенные, с обгрызенными сизыми ноготками. В том месте, где руки обрывались, торчали короткие сухие жилки.
— Господи, что это?! — вырвалось у мамы на высокой телепатической волне.
— А ты считать не умеешь? — мрачно ответил отец, шевельнув своими листьями. — Раз-два-три-четыре-пять. Пятипалечник. Сушеный, измельченный.
— Что это? — испуганно повторила мама. — Это…
— Да! — жестко сказал отец.
Мама долго молчала, низко склонив макушку. Отец с болью заметил, что на ней прибавилось сухих тычинок. Небольшая прозрачная смолинка стекла по маминому стволу и впиталась в грунт горшка.
— Господи! — наконец воскликнула она. — За что нам такое? За что?
— А ты думала, это бывает только где-то в других семьях?
— Вот так растишь всю жизнь, растишь, растишь, удобряешь…
— Хватит стонать! — перебил отец. — Это все ты виновата! И бабка!
— Не смей так о моей маме!
— Да! Бабка его избаловала! А ты ей помогла!
— Я? А ты? Ты занимался ребенком? Ты неделями пропадаешь в своей рубке!
— Я работаю, — отрезал отец. — По-твоему, у штурмана корабля нет обязанностей?
— А я? Я бездельничаю? — взвилась мама. — Ты хоть раз убирался в нашем парнике? Ты только бросаешь свои листья где попало! Прикатываешься из рубки и с порога требуешь удобрений! Убери, ороси, подкорми — это все я делаю в нашей семье!
— Но…
— А я, между прочим, старший лаборант! На мне все анализы и синтез! Я прикатываюсь со смены, у меня отваливаются корни! Но ты — отец! Ты — мужчина! Ты мог бы на него повлиять! Хотя какой ты мужчина…
— Что-о-о?!! — взревел отец на самых низких телепатических волнах.
— То! — крикнула мама. — То самое! Я уже не помню, когда мы последний раз занимались опылением!
— Хватит орать!!! — рявкнул отец что было сил. — Соседи кругом спят!!!
Мама горестно всхлипнула и умолкла. Капельки смолы вовсю катились по ее стволу.
— Зови сына! — сурово приказал отец.
Мама замерла в нерешительности.
— Зови! — повторил отец.
— Что ты собираешься с ним делать? — заволновалась мама.
Отец не ответил. Он подкатился к чулану и вернулся, щелкая ржавым секатором.
— Что ты собираешься делать?! — воскликнула мама. — Отвечай!!!
— Выполю как следует, — буркнул отец.
Мамин горшок взревел, буксанул всеми колесиками и так стремительно рванулся вперед, что на пол упала горсть песка и керамзита.
— Не позволю!!! — взвизгнула мама на самой верхней телепатической волне.
— Отойди! — угрожающе произнес отец.
— Не смей полоть сына!!!
— Я ему сейчас листьев-то пообдеру…
— Изверг!!! Не позволю!!! — Мама расставила хрупкие ветви, загораживая пространство. — Ты его искалечишь!!!
— Он должен запомнить на всю жизнь!!!
— Нет!!!
— Уйди прочь! Я буду говорить со своим сыном как считаю нужным!!!
— Вы чего шумите? — раздался вдруг заспанный голосок.
Мать и отец как по команде развернулись. На пороге теплицы стоял сын. Макушкой он уже был вровень с отцом, хотя ствол его был зеленым и гибким. Только сейчас отец заметил, что в центре надписей и рисунков, покрывающих горшок сына, виднелось изображение растопыренного пятипалечника, обведенного в кружок… "Молодежная мода, молодежная мода, пусть рисует что хочет…" — вспомнил он слова жены.
— А ну-ка подойти сюда… — зловеще приказал отец.
Сын осторожно подкатился поближе. От него слегка попахивало пеплом, а верхние венчики были заметно расширены — на каждом из них все пять листиков торчали кто куда, напоминая растопыренную ладонь пресловутого пятипалечника. Отец долго смотрел на сына, и тот смутился.
— Кто тебе дал это? — Отец указал на развернутую фольгу.
Сын обернулся, посмотрел на пол и только сейчас увидел распотрошенный тайник. По всем его листьям прошла дрожь.
— Вы рылись в моих вещах?! — закричал он. — Вы рылись в моих вещах!!!
Мама снова выехала вперед и повернулась к отцу.
— Я прошу тебя! — Она встала между ними. — Не надо полоть!
— Выйди вон, я хочу поговорить с сыном наедине!!! — рявкнул отец сразу во всех телепатических диапазонах.
Мама горестно развернулась и выкатилась из парника, обливаясь смолой. Выждав, пока закроется дверь, отец повернулся к сыну.
— Видишь, до чего мать довел?! — произнес он с чувством, выдержал паузу и рявкнул: — Я жду ответа!