День ангела
Шрифт:
Я любуюсь ей. Не агитируй меня, родная. Я давно знаю всякая власть уродует и развращает, абсолютная власть развращает и уродует абсолютно. Кроме той власти, что дает нам любовь.
Она глядит на меня сияющими глазами.
"Ты всю меня понимаешь. Какая я счастливая!"
Долгий, тягучий поцелуй. Она вдруг вскакивает.
– Мы отвлеклись от начальной темы. Ты жаждал проверить мои документы?
Она белкой метнулась в другую комнату, возвращается, тормоша свою сумочку.
– Прошу!
Таак. Я листаю паспорт Ирина Ульриховна
– Ульриховна. Так ты у меня немка?
– Ято? Ирочка смеется, шевелит пальцами ног. Осталась привычка Да, пожалуй, немка…
Гдето я уже слышал такую фразу. Или читал?…
Таак, гражданка России… год рождения… московская прописка… зарегистрирован брак…
– Я хотела сделать тебе приятное. Тебе приятно?
– Мне наплевать на бумажки, родная. Это только для чинуш, чтобы они не мешали нам жить. Я надеюсь, копаться в этой фальшивке никто не будет…
Она смеется.
– Какой ты всетаки безобразный. Это самый подлинный документ из всех возможных, даже у вашего… ну да, президента, нет такого.
Ирочка становится до невозможности серьезной, только в глубине ее глазищ притаился смех. Еще чтото выдумала?
– Я не могу тебя больше обманывать, Рома. Я американская подданная.
Паспорт в моей руке шевельнулся. Я взглянул на него, и меня бросило в дрожь в руке у меня находился совсем другой документ. Другой цвет, другой размер. Только фотография та же прекрасный светлый ангельский лик. Как? Ирэн Эйнджел?
– Чтото не так? Опять не нравится? До чего же ты капризен, радость моя. Ну хорошо…
Паспорт в моих руках снова меняет размер и цвет. В глазах рябит от затейливой арабской вязи. Ну, Шехерезада…
– Это универсальный документ. Кио трудился на совесть. Есть и другие, не менее подлинные…
Она протягивает мне пачку документов. Красный диплом МГУ… а это вот Гарвардского университета. Трудовая книжка… свидетельство о браке… водительские права…
Трудовая книжка шевелится на столе, превращаясь в военный билет, водительские права в какойто заводской пропуск, свидетельство о браке в партбилет члена КПСС. Роскошный диплом Гарварда превращается в диплом какогото кулинарного техникума. Призрачно все в этом мире бушующем…
– И самое интересное, Рома все они подлинные. В соответствующих документах соответствующих ведомств в случае нужды произойдут некие изменения, подтверждающие подлинность моих… ну да, ксив. Правильно сказала? Более того, в случае особой необходимости возможно вкрапление ложной памяти в сознание ряда людей, которые лично подтвердят, что я сидела с ними на одной скамье в Гарвардском университете.
Я смотрю на ее паспорт, самый подлинный из всех возможных. Иероглифы, сплошные иероглифы. Китаянка? Кореянка? Подданная Страны Восходящего Солнца?
– И как же мне теперь тебя называть?
Она складывает в сумку стопку безликих белых карточек, с виду не то картон, не то пластик. Естественный вид универсальных документов в выключенном состоянии, понимаюулавливаю я ее мысль.
– Неужели забыл? Меня зовут Ирочка. Ира, Ир передразнивает она меня моим голосом напрягись, солнце мое, ты должен меня вспомнить. Мы когдато встречались с тобой, ну?
– Мой слабый ум поколеблен. И ты моя жена?
Ирочка приближает свои глаза к моим. В глазах искрится смех, но лицо донельзя серьезно. Она обнимает меня, прижимается.
– Я понимаю твои сомнения. Критерием истины является практика, и только она. Хочешь вывести меня на чистую воду? Диван рядом…
– … Это очень просто, Рома. Нет, руки разводить необязательно просто представь, как становишься невесомым, отрываешься от земли. Чего не получается? Нет, не так. Представь, что падаешь вверх. Тебя захватывал транспортный кокон? Ну вот, представь.
Я стою посреди обширного поля, покрытого припорошенной снегом ржавой стерней. Из одежды на мне только термокостюм мягкий комбинезон, облегающий, похожий на спортивный, с глухим капюшоном, оставляющим открытым только лицо. Я учусь пользоваться моим личным транспортным поясом тяжелым, очень похожим на заряженную пулеметную ленту, отливающую зеленым металлом. Пояс слушается моих мысленных команд, только моих, и Ирочка выступает лишь в качестве консультанта.
Да, слушается. Где там слушается! Я тужусь, как роженица, но стою на земле незыблемо, словно чугунный памятник. Да не получается у меня, ну!
Ирочка мягко, ласково, необидно смеется.
– Нет, ты опять не так, мой нелетучий. Хорошо, попробуем иначе. Закинь голову.
Я послушно закидываю голову.
– Руки за спину, в замок!
Сделано. Ну и?
Ирочка вдруг легко взмывает над землей, зависает надо мной. Смеющиеся серые глаза в какомто полуметре. Ближе. Еще ближе. Совсем рядом.
– Нука, поцелуй меня! Без рук, без рук!
Я тянусь к ней, и вдруг чувствую, как ноги мои отрываются от земли. Смеющиеся глаза вдруг начинают удаляться, и я в панике тянусь к моей Ирочке руками, пытаясь схватить ее, не отпустить.
– Ты летишь, Рома! Ты летишь!
Ух ты! Я же лечу! Я смотрю вниз, подо мной уже добрых десятьдвенадцать метров. Я не брякнусь?
Меня бросает вниз. И тут же страх резко подбрасывает меня вверх. Еще пара секунд, и мой мозг вдруг понимает, что и как надо делать. Господи, да это же не сложнее, чем ходить!
Земля уходит вниз. Я медленно, неуклюже поднимаюсь по широкой спирали. Подо мной сереет унылый ноябрьский лес, далее широкое поле, с которого я взлетал. Сверху виднеется маленькая коробочка моей машины, приткнувшаяся к обочине глухого проселка. Для обучения полетам Ирочка выбрала абсолютно безлюдное место ведь я еще не умею пользоваться маскировкой.
"Это твой Первый полет, Рома. Ты не понимаешь, чего достиг существо, генетически не приспособленное к полетам. Я горжусь тобой, родной мой, правда! Нет, больше, гораздо больше я люблю тебя"