День без смерти (сборник)
Шрифт:
Нордвик (со вздохом). И откуда он выкопал такую дикую идею…
Ратмир. Откуда? Я тоже долго думал над этим вопросом и пришел к странному выводу. Из нашего воспитания. Вот уж двести лет, как человечество живет без войн, забыло, что это такое, что они собой представляют. Мы ничего не помним о них, да и не хотим вспоминать — неприятно вспоминать о темных пятнах на совести цивилизации. И поэтому, когда вот такой вот, “не отягощенный памятью войн” энтузиаст, как Кирш, сталкивается с отсталой, по его мнению, цивилизацией, и, в благодарном порыве своего дремучего невежества, хочет помочь ей в ее развитии, то может произойти все, что угодно… Что и произошло. Насколько я понял, Кирш в поисках
Нордвик. Вы предлагаете изменить нашу систему воспитания?
Ратмир (жестко). Я нахожусь здесь всего двое суток. И не могу делать столь скоропалительных выводов. Хватит с нас и одного такого — скорого на решения.
Нордвик (после некоторого молчания). Скажите Ратмир, какого вы мнения о войне. То есть, “войнухе?”
Ратмир. По своей сути — это игра. Веселая, если здесь уместно упоминание этого слова, многоходовая, где выигрывает сила, ловкость, хитрость, чутье, а проигравший ставит на кон свою жизнь. Человечков совсем не привлекает социальная или даже моральная проблема этого явления, как хотелось бы Киршу. Очевидно, это в какой-то степени связано с их физиологией, почти полным отсутствием нервно-болевых центров и окончаний, откуда следует совершенно безразличное, бесчувственное отношение к насильственной смерти.
Нордвик. Как вы думаете, можем ли мы если не прекратить “войнуху”, то хотя бы приостановить военные действия, заморозить, насколько это возможно?
Ратмир (вздохнув). Я думал над этим всю ночь и целый день. Но кроме такого убогого решения, как ловить их поодиночке, отбирать оружие и изолировать, у меня никаких других предложений нет.
Нордвик. Возможно, и не такого убогого… Слушайте, Ратмир, во время утреннего сеанса связи вы сообщили мне, что в Деревне находятся человечки. Насколько я понял, они не принимают никакого участия в военных действиях. Вы могли бы подробнее обрисовать причины, побудившие их остаться или вернуться в Деревню, а также определить возможность через них повлиять на судьбу всего народца?
Ратмир. Это исключено. Дело в том, что у каждого из оставшихся в Деревне свои, сугубо личные, причины, собственно и обусловившие раздел между ними и ушедшими в Город. Да и остались-то в Деревне всего двое — Айя и еще некто Райи. И то, Айя осталась в Деревне не по своей воле, а, как она сама говорила. Кирш ей строго-настрого запретил показываться в Городе, велел сидеть в Деревне и дожидаться Донована. Надо признаться, что это чувство товарищества более всего поразило меня в Кирше после всего увиденного здесь. Ну, а Райн… Тут причины более сложные и не совсем ясные. По его словам, эта игра, я имею в виду “войнуху”, ему просто не нравится. Но я подозреваю, что для него просто приближается окончание его жизненного цикла — смерть или переход в следующую стадию метаморфоза (или, как это там в докладе Лаобина?), — что выражается у него в стремлении к одиночеству, замкнутости, этаком несколько нетипичном для человечков отшельничестве.
Нордвик. Жаль Значит, и этот вариант отпадает. Кстати, Ратмир, объясните, пожалуйста, если, конечно, можете. Я не совсем понимаю — что у Донована с Айей?
Ратмир. Я думаю, любовь.
Нордвик. Простите?..
Ратмир. Не вы первый, кто задаст мне этот вопрос. Почему-то слово “любовь” в данном случае все склонны рассматривать в сексуальном аспекте, хотя физиология человечков вовсе
Нордвик начал что-то тихо отвечать, но Донован уже не прислушивался. Вот и до нас с Айей добрались, подумал он. Он отошел от двери и огляделся. Все двери отсека, которые два часа назад, старательно пыхтя, запирал Ратмир, были приоткрыты. Вот как, подумал он. Добрый гений, добрый дух. Он вышел в коридор и увидел, что входная дверь тоже приоткрыта…
В пустыне мел сухой южный ветер, поднимал тучи песка и бросал его в лицо. Он ступил на песок, сде-иал несколько шагов, затем оглянулся. Купол со стороны был похож на большую казахскую кибитку, еетер шатал приоткрытые двери и, словно детским совочком, швырял в тамбур горсти песка. Донован немного постоял, посмотрел, как ветер заносит его следы- быстро, размашисто, с бесшабашной лихостью.
Теперь в Город, подумал он. В Город, в Город… Делать что-то нужно, а не трепать языком. Он вздохнул Если бы только знать — что?
“Прощай”, — безмолвно сказал он куполу, отвернулся и пошел против ветра в сторону Города.
Вначале идти было тяжело, ноги глубоко увязали в песке, но затем он выбрался на так называемый человечками тырпчан (застывшую смесь выступившей на поверхность нефти с песком), голым асфальтовым хребтом выступавший из песка, и теперь только ветер, который парусом раздувал куртку, мешал его продвижению.
То, что ты ничего не можешь, ты должен забыть, говорил он себе. И не только должен просто забыть, но и должен что-то делать. Что именно? Во-первых, немедленно вывести Айю из Города. Во-вторых… Во-вторых, сесть и хорошенько подумать. Хорошо подумать, что же я здесь все-таки смогу сделать. Но сперва Айя… Он вздрогнул. Нет. Сейчас самое главное — чтобы не догнали. Спохватились как можно позже и не догнали, не вернули.
Он остановился и обернулся. Прошел он уже километра два, купол еще виднелся на горизонте ярко-зеленой букашкой среди вертикальных хвостов крутящегося песка. Хорошо, подумал он. Хорошо… И тут сердце его екнуло. Купол вдруг смялся и исчез. Не успел, значит, я все-таки… Он в надежде оглянулся. Спрятаться было негде. Он представил, как Ратмир с Феликсом в спешке собирают купол, укладывают его, задраивают фонарь “богомола” и устремляются — в погоню. Что-то долго, долго вы там собираетесь… Донован пристально, защищая рукой глаза от песка., всмотрелся в горизонт. Хоть бы полетели в сторону Деревни — может быть, он еще успел бы уйти в пески…
Песок все-таки сверлом пробил брешь в его ладони и разгневанными осами впился в глаза. Он зарычал от боли и, спрятав голову на груди, стал лохматым: краем куртки выуживать песок из-под век. Ну, и правильно. Так тебе, дураку, и надо. Нечего в пустыне таращиться, как баран на новые ворота… Он поднял слезящиеся, красные от рези глаза и увидел, как на горизонте медленно раскручивается черный смерч, а прямо над ним уползает в небо серебряная, мигающая сквозь песочные вихри точка десантного бота. От неожиданности он выпрямился, снова широко открыл глаза и ветер опять швырнул в них горсть песка.
Вот даже как, ошарашенно подумал Донован и опустился на песок. Из зажмуренных глаз по щекам катились слезы и застывали песочными сталактитами. Улетели. Совсем улетели. Как это там сказано в Положении КВВЦ — категорически запрещается некомпетентным лицам вмешиваться во внутренние дела внеземных цивилизаций?.. А эти самые компетентные лица прибудут только через два месяца… Но здесь уже ничего не будет. И никого. Ему вспомнились чуть, ли не настежь открытые двери купола. Какие вы все добрые — оставили меня, чтобы я мог спасти Айю. Добренькие. Да не для меня будьте вы добренькими. Будьте добрыми к Сказочному Королевству, не бросайте его так!