День без смерти (сборник)
Шрифт:
Повинуясь ее кивку, приблизился официант, склонился с блокнотиком в руках.
— Нет-нет, мы уходим. Спасибо.
Лина шумно поднялась. Робот галантно отодвинул стул.
У него даже пальцы белеют от усилий, подумал Ралль. Может, неправда, что они — автоматы?
— Не провожай меня, — бросила Лина в сердцах.
В тот день он впервые почувствовал собственное сердце…
Из воспоминаний Ралль вынырнул так же неожиданно, как и окунулся в них. В уши впился противоестественно, вызывающе ровный Линкин голосок:
— …так искусно боролись против эгоизма, что проморгали незащищенность человека перед обществом. Раньше боялись вторжения в личность, подавления ее другой, более сильной. Естественной защитной реакцией каждого был собственный эгоизм. Теперь прятаться не от кого. Мы все нараспашку. И общество постепенно размывает личность…
Ралль не сразу включился и наудачу возразил:
— Психологи ничего подобного не замечают.
— А что вы вообще замечаете? Глобальные проблемы? Взгляни на своих бородатых коллег. Им все дано. И все дозволено. А им скучно, их ничто по-настоящему не волнует. Возрастом, понимаешь,’ не вышли…
Ралль обернулся. На краешке подоконника, свесив ноги на улицу, сидела розовая после игры Маргарита и независимо раскачивала гермесками.
— Лина! — предостерегающе произнес Ралль.
— Что “Лина”?! Боишься, услышат? Пусть слышат. Я при ком угодно повторю: вы невзрослеющие вундеркинды! Ума хватает, а куда применить — не придумали. Способности обогнали возможности. Вы даже на женщин смотрите с детской непосредстенностью. Как-то пришлось влепить пощечину твоему шефу, и он искренне удивился: почему ему не позволено то, что позволено тебе?
— Подумаешь, недотрога! — Маргарита дернула круглым плечом. — Уж и пошутить нельзя.
— Нам с младенчества вбивали в голову уважение к женщине, — не обратив на нес внимания, продолжала Линка. — Этакое благодушное абстрактное уважение к женщине вообще. Но я — то не вообще, я конкретная.
— При чем тут ты? — Ралль поежился. Медленная тоска знакомо заливала грудь.
— Вот именно. Тоже мне, предмет беспокойства — одно человеческое настроение! Да еще в свете наших достижений! — Лина говорила почти без выражения — на одной взвинченной, повышенной ноте.
Чтобы сменить тему, Ралль подошел к пульту, ткнул наугад клавишу “Развлечения”. “Резвая Маня” откашлялась и голосом Эдика Слуцкого продекламировала:
— Старинная народная задачка с логическими вариациями и промежуточным ответом. Внимание: Пэ и Ку сидели на суку. Пэ уехал за границу. Ку чихнул и лег в больницу. Кто остался на суку? Ку-ку!
Где-то что-то щелкнуло. “Маня” выдала первый вариант:
— Поскольку “Пэ” за границей, “Ку” в больнице, а кто-то все же кукует, следует предположить, что действие происходит в лесу. На опустевший сук уселась кукушка.
Голос Эдика с трудом перекрыл хохот:
— Браво, “Маня”! Другого от тебя и не ждали. Ваша очередь, “маэстры”!
— Абсолютно ясно: никто не остался. — Маргарита, зачем пилить сук…
— Не продолжай! — вскричал Янис. — На суку сидели трое: “Пэ”, “И”, “Ку”, верно? Значит, остался “И”.
— Милый друг, детективы определенно идут тебе на пользу. Совсем чуть-чуть не угадал.
— Повеселились? — загремел Ростик. — Сейчас я вас всех примирю. “Ку” остался. Ведь он только чихнул, а в больницу лег “И”. Примитивный вариант…
— Безупречная дедукция, шеф. Нет слов!
— Ку-ку, — завершила спор “Маня”.
Ралль надеялся, что Лина хотя бы улыбнется. Но она слушала равнодушно. А может, и не слушала.
— Эх, горе мое! — Лина отключила экран, положила руки Раллю на плечи, откинулась, долго смотрела ему в глаза. — Я считала психологов более чуткими: им бы первыми откликаться на беду. А у вас дурные задачки на уме.
— Да где ты беду выискала? — Ралль прижал щекой к плечу ее ладонь. Маленькую ладонь. Пахнущую цезием и апельсинами. — Вот жизнь, Линушка. Вот моя работа. И я делаю ее изо всех сил.
— А кому она нужна, такая работа? Присмотритесь к тем, для кого вы ее делаете. Не для себя же трудитесь, для них, понимаешь? Вокруг что ни человек, то аномалия. А вы их, знай, по линеечке ровняете. Усвойте наперед простенькую мысль: где опаздывают психологи, там уже психиатру делать нечего…
— Ну, это всерьез и надолго. — Маргарита соскользнула с подоконника и, как сидела нога на ногу, так, подражая шефу, и поплыла вниз.
Лина проводила ее глазами:
— Мы убили в человеке любопытство, цель, право на риск, на неиспользованное желание. — Она тряхнула головой. — И знаешь, чем? Изобилием. Да-да, не смейся, изобилием.
— Ты ошибаешься, Линушка. От изобилия еще никто не умирал.
— Пока нет. Но радость жить уже отравлена. Как-то личностей поубавилось.
— Наше общество…
— Оставь общество в покое. Мне четыре семестра читали социологию и шесть — историю.
— Все равно твои страхи беспочвенны. Мы…
Лина быстро прижала ему губы пальцем:
— У каждого явления два полюса. По-моему, мы, не подумав, шагнули к исполнению желаний. Всесилие рождает равнодушие. А равнодушие погубит Землю точно так же, как когда-то оно уже убило Марс.
— Еще один домысел. Много у тебя таких?
— Я жалею сейчас об изжитом эгоизме. Он бы еще мог спасти нас. По крайней мере, подхлестнул бы любопытство. От любопытства не так уж далеко до заинтересованности. А нам бы теперь любую цель, хоть самую мелкую, лишь бы каждому. Насаждайте, ребятки, разумный эгоизм. Рано мы его похоронили.
Линка наклонилась над пластмассовым кубиком, шепнула что-то, и эриния выпрямилась, успокоенно развернула листочки.
— Вот ты, Ралль: ты бы отдал свою рубашку первому встречному?