День четвертый
Шрифт:
Элиза села на кровать и беззвучно, одними губами спросила:
– И что теперь?
Элен подошла к каталке Селин.
– Привет, Селин. Как вы себя чувствуете?
Взгляд Селин скользнул в сторону, а челюсть задвигалась, как будто она что-то пережевывала.
– Думаешь, ее вправду мог хватить удар? – спросила Элен у Элизы.
Элиза пожала плечами, а потом жестами изобразила, как наливает из бутылки в стакан и выпивает.
Элен взяла Селин за запястье и пощупала пульс, который был четким и ровным. Вблизи она смогла разглядеть толстый слой макияжа, нанесенный на морщины на старческих щеках,
Селин подняла голову, облизала губы и посмотрела прямо ей в глаза.
– Селин? Вы меня слышите?
Элен была уверена, что в бледно-голубых глазах мелькнула какая-то тень.
– Как думаешь, Элен, будет нормально, если я воспользуюсь туалетом? – спросила Элиза.
– Конечно.
Элен улыбнулась. Элиза относилась к типу людей, которые всегда громко объявляют, что собираются идти в туалет. Но Элен подобное не раздражало – она находила это даже милым.
– Элен? – сказала Элиза, в нерешительности остановившись перед дверью в ванную комнату. – Слышишь, Элен? Мне кажется, там кто-то есть.
– Этого не может быть.
Элиза постучала в дверь.
– Эй! – Она прижалась ухом к двери и жестом подозвала Элен. – Послушай.
Элиза была права: изнутри доносились тихие звуки – женский голос, напевавший джазовую мелодию. Эл Джолсон или что-то похожее. Элен тут же погасила вспыхнувшую искру печали, пока та не успела разгореться: Грэхем сразу бы узнал этот мотив…
Она тоже постучала в дверь.
– Эй, тут есть кто-нибудь? – Пение резко оборвалось. – Возможно, это из соседней каюты.
– Ты так думаешь?
– А что еще это может быть? Подергай за ручку.
– Ага, – протянула Элиза, – сама подергай.
Элен мгновение колебалась, потом открыла дверь. В нос ударил запах лаванды, но в ванной было пусто.
Элиза передернула плечами.
– Уф, я вся дрожу.
Она скрылась внутри, а Элен вернулась к Селин. Воздух в каюте был спертым, и она, подойдя к балкону, распахнула дверь. И затаила дыхание, краем глаза уловив какое-то движение. У нее за спиной кто-то стоял – мужчина! – и она видела его отражение в стекле балконной двери. Высокий, широкоплечий, но лицо его было расплывчатым. Медленно, чувствуя, как сердце бьется где-то в горле, она обернулась.
В комнате было пусто.
Она едва не вскрикнула, когда из ванной раздался звук смываемой воды. Оттуда вышла Элиза, на ходу отряхивая руки, чтобы их просушить.
– Элен? С тобой все в порядке?
Элен выжала из себя улыбку.
– Все нормально.
– Надеюсь, Мэдди уже спешит назад. Пожалуй, я организую что-нибудь выпить.
Пока Элиза наливала им по двойной порции виски, Элен снова бросила взгляд на дверь. Стресс – вот что это было. И усталость. Просто воображение разыгралось.
– Твое здоровье, – подмигнула ей Элиза, протягивая стакан.
Элен не особенно любила виски, но на этот раз с благодарностью залпом выпила. Горячая волна, прокатившаяся по горлу, привела ее в себя. Они присели на кровать.
С палубы «Лидо» у них над головами доносился шум веселья, и Элиза чокнулась своим стаканом со стаканом Элен.
– С Новым годом, дорогая!
– С Новым годом!
– Счастливого Нового года, Селин!
Селин медленно подняла голову и улыбнулась им какой-то знающей улыбкой; Элен еще подумала, что уж очень она похожа на злобную ухмылку.
– Да уж, он будет счастливым, – тихо сказала она. – Вот увидите.
Ангел милосердия
Джесе до сих пор не смел вдохнуть через нос. Он, конечно, видел кое-что и похуже – ведь интернатуру он все-таки проходил, блин, в госпитале Макиуейн! – однако запах разложения и желудочного сока в этом ограниченном пространстве уже достал его. Это была первая смерть на борту, причем как раз тогда, когда у него и без того столько работы.
Рэм, один из двух ожидающих у дверей охранников – тот, что постарше, – осторожно откашлялся.
– Сколько вы еще здесь пробудете, доктор?
– Я уже почти закончил.
Джесе неприятно было это признавать, но персонал службы безопасности на этом корабле до смерти пугал его, в особенности этот Рэм, который был у них своего рода легендой. По словам Марты, неиссякаемого источника всех корабельных сплетен, Рэм был бывшим гуркхом [5] , ветераном Афганистана, человеком, с которым никому не хотелось бы поссориться. Деви, второй охранник, стоявший сейчас рядом с ним, был вообще личностью таинственной. Почти на голову выше своего начальника, он, в отличие от остального персонала службы безопасности, был гладко выбрит – другие предпочитали носить одинаковые усы. Джесе раньше никогда с ним не говорил, хотя пару раз видел его в баре для команды.
5
Гуркх – непальский солдат, служащий в британской или индийской армии.
– Вы можете назвать время смерти?
Это произнес Деви, и его начальник бросил на Джесе быстрый взгляд.
– Я же не патологоанатом, – вздохнул тот.
Он измерил внутреннюю температуру тела девушки и исходил из того, что кондиционер до самой остановки судна работал на полную мощность. На бедрах и животе ясно были видны фиолетово-красные трупные пятна, до сих пор присутствовало окоченение, но у него не было никакого оборудования, чтобы сделать что-то еще. Судя по трупу, смерть наступила по меньшей мере часов двенадцать назад; а вероятнее – восемнадцать или даже двадцать. С такими заявлениями нужно быть осторожным: нельзя допустить, чтобы потом ему это аукнулось.
– Ссылаться на мои слова нельзя, но я бы сказал, что это случилось от двенадцати до двадцати часов назад, плюс-минус.
– Выходит, она умерла под утро? – спросил Рэм.
Джесе пожал плечами.
– Да, я бы так сказал. Но опять-таки – я не уверен.
– Труп могли передвигать?
– Сомнительно. Все указывает на то, что он лежит тут уже некоторое время. А почему стюард не обнаружил ее несколько часов назад? – Пауло, стюард Джесе, убирал в его каюте дважды в день.
– С этим мы разберемся, – сказал Рэм. – Мы поговорим со стюардом этой девушки и остальными из ее группы.