День Добрых Дел: история и ее предыстории
Шрифт:
– Да нет, яйца всмятку – это замечательно. Так что Сандра? – Памела повесила полотенце на спинку стула, присела и взяла кофе.
– У Сандры, – Синтия тоже села за стол, – уже полтора года – один мальчик. Тоже учится вместе с ней на архитектора. Сандра иногда ночует в городе, в доме его родителей. Обычно, в конце недели, когда они ходят в кино или на вечеринки. У нас ночевать они пока стесняются. Но как раз на последнее Рождество мы его приглашали с большой радостью. Даже папа не был против.
– Как он? – Памела взяла бутерброд с сыром, обмазала сыр маслом и шлепнула на него перевернутый бутерброд с
– Папа ничего. Правда, ни от вина, ни от анисовой, ни от виски пока не отказывается. Да и от сигар тоже. Как он тебе будет рад!
Когда, в школе, девочки начали сближаться, то мама немного настороженно отнеслась к новой подруге дочери. А папа, папа сразу проникся симпатией к этому мальчишке в юбке, и все послевоенные каникулы девочки стали проводить вместе. Памелу воспитывали тетя с дядей, родители погибли, поэтому и мама тоже оттаяла, отдавая часть материнской заботы подруге дочери.
В столовую вошел Давид. Посмотрел на жену, подошел к Памеле, та встала со стула, Давид раскрыл объятия и поцеловал гостью:
– Ну, здравствуй, подружка невесты!
И тут же вошел отец:
– Вот это да! Памела? Синтия, засранка, почему ты меня не предупредила? – и, уже расцеловывая в обе щеки гостью, – вот с кем я сегодня выпью виски! С настоящей американкой!
Давид во время этой сцены, даже не присев, наскоро запихал в себя бутерброд и сделал пару глотков кофе:
– Дорогая, отец, Памела, у меня очень ранее и срочное дело. Поговорим за обедом, хорошо?
– Иди-иди, – отец, распахнув полы клетчатого халата, сел во главе стола, – расчищай свои конюшни. А я, я – позвоню. Как и обещал.
Давид быстро вышел, не поцеловав жену, Памела это заметила и посмотрела на подругу. Та наклонилась к чашке кофе. Ничего, еще успеется.
Беседы за завтраком не получилось. Говорил в основном отец Синтии – о нынешнем поколении, не успевшем дать что-нибудь этому миру, но уже научившемуся от него – требовать. Ладно бы только строили баррикады, но они же и магазины громят. А это может сделать только тот, кто сам в жизни еще не приложил труда, не знает его ценности, как и ценности созданных им вещей.
Когда, наконец, старик вытер салфеткой рот и многозначительно посмотрел на дочь, все, пошел к себе звонить своим приятелям, Памела, подождав, пока не хлопнула закрывшаяся на втором этаже дверь кабинета, встала со стула и присела на край стола:
– Так…Что здесь у вас происходит?
И тут Синтию прорвало. Слезы вновь брызнули из ее глаз, она стала вытирать их передником, салфеткой, но одной салфетки оказалось мало, потому что Синтия рассказывала и рассказывала. Обо всем, начиная с первых лет замужества, с работе мужа на атомной станции, о вчерашней догадке, объяснении Давида, только вот это – ни папа, ни Морис – не должны знать, я сама справлюсь.
Памела сидела на краю стола и качала ногой. Когда подруга остановилась, Памела взяла свое полотенце, висевшее на спинке ее стула, подошла к Синтии и вытерла ей лицо:
– Ты что, не понимаешь, что этот сукин сын сам подсунул Давиду свою жену? Чтобы шантажировать его?
Синтия взяла полотенце в свои руки и еще раз вытерлась:
– Ты знаешь, мне тоже вчера пришла такая мысль. Но это же – невероятно!
– Милая моя. Наивная моя. Я такого дерьма в Америке насмотрелась… Повонючей вашего. Я как-то, на Среднем Западе, устроилась ассистентом оператора на киносъемки. Режиссер был такой классный парень… Умница. Так вот, там ему для массовки понадобилась местная молодежь. И попалась ему одна белокурая сучка. Напела ему про его гениальность. А тот и уши развесил. Короче, накануне завершения съемок приходит к нему в гостиницу, это он мне потом сам рассказывал, помощник местного шерифа. Развалился на диване, ноги на журнальный столик, попросил угостить его виски и … мол, девочка-то – несовершеннолетняя, а вы – хотите отсюда уехать без проблем? Надо немножко пожертвовать – на укрепление общественной безопасности. А режиссер, кстати, этот его фильм потом получил главный приз в Каннах, когда мне все это рассказывал, возмущался, но не тем, что у него потребовали денег, а тем, что, требуя деньги, этот говнюк пил его виски.
– Этот режиссер, – Синтия решила сменить ему, – был твоим парнем?
– Нет, – Памела подошла к кухонному столу и начала заваривать еще кофе, – он просто был классным режиссером. Мы познакомились в Нью-Йорке на моем вернисаже, ему понравились мои работы, и он предложил мне попробовать себя в кино. А вернисаж…Это Морис помог мне его организовать. У него оказались связи в кино. Его тогда даже итальянцы звали консультантом по подводным съемкам, это когда они с англичанами и русскими начали снимать кино про Арктику. Он тебе – рассказывал?
– Да, конечно. Он и на премьеру ездил. В Рим. «Красная палатка». Мы ее смотрели с Давидом в городе. Нам – очень понравилось. А у Мориса есть запись музыки, написанной русским композитором, которая не попала в фильм. Он ее часто слушает. Морис говорит, что Морриконе написал какой-то слащавый шлягер, и ему не удалось передать дух Арктики.
– Это же Морис, – Памела налила себе кофе, – ты – будешь? – меня вытащил из моего дерьма. И этим вернисажем – тоже.
– Нет, спасибо, я кофе больше не буду, – Синтия поняла, что сейчас не время расспросов, – Сейчас уже встанет Сандра, и мы начнем с ней делать на обед рыбу. А торт – вечером. Хочешь нам помочь?
– Я? – Памела рассмеялась низким смехом, – Какой из меня кулинар… Я только и умею, что на роту солдат. А девочка – мне же с ней надо еще познакомиться. Она же тогда была совсем малышкой. Да и Алекс, наверное, меня не помнит.
– Алекс с Морисом приедут вместе – вечерним поездом. Давид поедет их встречать. А вот и Сандра.
В гостиную, еще в пижаме, зевая и смахивая пряди с больших круглых очков, вошла черноволосая кудрявая девушка.
– Сандра, – Синтия зашла за спину подруге и приобняла ее за талию, словно выставляя ее на показ, – а это – тетя Памела. Из Америки. Где много-много длинноволосых хиппи.
– Мама, хиппи – это уже прошлое. Сейчас в моде «жучки». Под Битлов. Правда тетя Памела? – девушка подошла к новой знакомой и щекой слегка коснулась ее лица.
– Правда, правда. Последние хиппи ушли вместе с Вудстоком. В историю. А «жучки», они – по всему миру. В Амстердаме – сплошные «жучки».
– Мама рассказывала, что вы всю жизнь путешествуете. Наверное, это здорово. Я бы тоже съездила куда-нибудь. В тот же Амстердам. Поглазеть на «красные фонари».