День Дракона
Шрифт:
В тот момент он думал, что потерял одного сына. А потом к Вильгельму подошел Мортимер, двоюродный брат по отцовской линии, и сказал, что Витольд ранен.
За тот короткий период, что Гюнтер Шайне занимал пост мастера войны, он успел совершить много. Чересчур много. Приняв помощь гиперборейцев, он настроил против Ордена весь Тайный Город. Опозорил рыцарей нападением на школу Зеленого Дома. Проиграл войну, поставив Великий Дом на край катастрофы. И какое теперь дело до того, что Гюнтер оказался наркоманом, прочно сидевшим на Золотом Корне?
Вильгельм понимал, что сын изменился. Становление произошло слишком рано, слишком страшно и серьезно покорежило его. Рыцари, несмотря на господствующую в Ордене философию воина, относились к молодым внимательно и крайне осторожно, тщательно следили за тем, чтобы юноша в правильное время и нужным образом познавал реалии жизни, чтобы не сломался, чтобы понял все так, как надо. Грязь? Да, грязь есть, куда без нее? Но если в дерьмо окунется парень подготовленный, он вряд ли сломается.
Витольда же не просто окунули. Витольда едва не утопили в грязи.
И первое, что сделал Ундер, закончив лечение, — отозвал прошение о приеме в гвардию великого магистра.
Сломался?
С выводами чуды не торопились. Армейские эмиссары поговорили с родителями, с самим парнем, попытались понять: почему? Витольд отвечал, что хочет отдохнуть. Гвардейцы кивали головами и думали, что делать дальше. Им не хотелось терять юношу. И не только потому, что Орден чувствовал вину за случившееся: Витольд демонстрировал превосходный уровень магических способностей, что обещало блестящую карьеру.
Но он хотел отдохнуть.
В конце концов было принято половинчатое решение. Боевую лицензию не аннулировали, чин корнета и даже небольшое денежное содержание сохранили, но при этом отправили в отпуск. Гвардейцы надеялись, что рано или поздно парень одумается.
Витольд снял маленькую квартиру и поступил в средней руки человский институт.
— Не хочешь еще раз обратиться к лекарям? — поинтересовался Вильгельм после паузы.
Как же тяжело предлагать такие вещи собственному сыну!
— К нашим?
— Лучше к эрлийцам.
— К ним я уже обращался.
— За успокоительным, — уточнил Вильгельм. Витольд помолчал, затем в упор посмотрел на отца.
— А зачем обращаться теперь?
— Пусть они помогут тебе забыть, — тихо, но очень твердо ответил Ундер-старший.
Витольд не возмутился, не обиделся. Просто осведомился:
— Для чего?
— Мне кажется, так будет лучше.
— Тебе кажется или ты уверен?
— Кажется, — признал отец.
— Вот видишь, ты не знаешь. — Губы Витольда дернулись. То ли скривился, то ли попытался улыбнуться. — А ведь мы говорим о части моей жизни. Как я могу ее забыть? И зачем?
— Чтобы спать спокойно. — Теперь Вильгельм смотрел на татуировку сына: прямой рыцарский меч, который обвивают и грызут две змеи. Многие прошедшие Лунную Фантазию воины сделали себе такую отметку. Чтобы помнить. Чтобы не забывать. — Ты должен понять, что ничего не закончилось. Что у тебя еще все впереди.
— Я знаю, что у меня впереди.
— Что?
— Жизнь.
— Какая?
— Моя, — твердо произнес Витольд. — Моя.
Он постарался ответить максимально корректно, знал, что не имеет права грубить отцу.
Витольд мог с ним не соглашаться, мог упрямиться, стоять на своем, но грубить — никогда. И не только потому, что это его отец. Нет, не так. В первую очередь потому, что Вильгельм — его отец. И лишь во вторую — потому, что Ундер-старший тоже сражался под стенами Зеленого Дома, вырвался из мясорубки и вынес на плечах старшего сына. Весельчака Оскара, получившего свое от безжалостных гарок.
Витольд знал, что отец до сих пор переживает. И о гибели Оскара, и о том, что Витольд оказался в том сражении. Но Вильгельм продолжал жить так, как раньше: служил Ордену, чтил традиции, не обвинял тех, кто направил чудов в кровавую мясорубку.
Верный сын Ордена.
Годы ему помогли. Прожитые годы.
У Витольда такого запаса прочности не было.
— И как ты намерен устроить свою жизнь?
— Все очень просто, — пожал плечами Витольд. — Все забыть? Нет, не выход. Для начала следует обратиться к эрлийцам за успокоительным помощнее. В последние месяцы сон приходит редко, но дополнительное лекарство не помешает. Затем имеет смысл направить повторное прошение в гвардию. У меня действующая боевая лицензия, опыт и хорошие способности. Мне не откажут. Проверят, конечно, но я в себе уверен: все пройдет хорошо. А маленький скелет есть в шкафу у каждого…
— Витольд…
Но Ундер не позволил отцу перебить себя.
— Учеба, затем карьера. Через пару лет я стану полноправным гвардейцем. К этому времени вы с матерью подберете мне хорошую девушку… или я сам ее найду — не важно. Главное, появится семья. И, очень надеюсь, — дети. Это будет здорово.
Витольд говорил спокойно и уверенно. Не ерничал. Не иронизировал. Деловито и последовательно излагал возможное будущее. А потому Вильгельму оставалось лишь кивнуть и согласиться:
— Да, это будет здорово.
— Проблема в том, отец, что однажды начнется новая война, — негромко продолжил Витольд. — А я не понимаю, почему должен воевать? Зачем мне сражаться? Ради чего? Пока я не могу ответить на этот маленький вопрос. Если отвечу — все будет так, как я только что сказал.
— А если не ответишь? — угрюмо поинтересовался отец.
— Мне наверняка постараются помочь.
Несколько секунд отец и сын смотрели друг другу в глаза.
— Для чего все это? — тихо спросил Витольд.
— Что именно?