День города
Шрифт:
С организацией тогда пришлось изрядно повозиться: девочек собирали не только по трассе, нескольких даже привезли из областного центра, и стоило все это немало, зато и веселье вышло знатное. Поздно вечером, на неосвещенном участке дороги фары проезжающих машин внезапно выхватывали из темноты пару десятков выстроившихся вдоль обочины абсолютно голых девиц, которые усердно (каждая – в силу своих способностей) исполняли зажигательный рок-н-ролл, призывно тряся всеми подвижными частями тела. В конце этой очаровательной шеренги стояла старая ржавая «Нива», из динамиков которой, собственно, и гремела музыка. На крыше машины одна из девиц – специально выписанная из элитного ночного клуба стриптизерша – энергично вращая бедрами, держала над головой плакат с надписью «Одень нас в «Элеганте». Магазины мужской и женской одежды сети «Элегант», принадлежащей Манцуру-старшему, были разбросаны по всей области и в силу широкого ассортимента и доступных цен пользовались неизменной популярностью у населения.
Столь оригинальный маркетинговый ход чуть не закончился тогда для его автора крупными неприятностями. Водитель полного пассажирами микроавтобуса так увлекся зрелищем, что пришел в себя уже в кювете, в опрокинутой машине; второй при виде таких очаровательных промоутеров почему-то резко нажал на тормоз, тут же получив ощутимый удар от следовавшего сзади автомобиля; кто-то сигналил, кто-то останавливался и начинал сдавать задом, от счастливого волнения забыв включить аварийки. Сам танец и вызванный им автомобильный хаос длились не более трех минут, после чего хохочущие девицы шустро погрузились в подъехавшую за ними «Газель» и исчезли в темноте одной из примыкавших к трассе проселочных дорог, провожаемые восхищенными и разочарованными взглядами вылезших из своих машин автомобилистов. Общий итог акции: два перелома, одно сотрясение, несколько ушибов, четыре машины с повреждениями разной степени. Усилению последующего скандала способствовало и то, что запись видеорегистратора одной из машин попала в Сеть, где Шмаровские девицы за какие-то сутки приобрели огромную популярность, и происшествием заинтересовались некоторые федеральные каналы.
Подполковник Самохин, начальник городского УВД, давно грозившийся разобраться с методами ведения бизнеса «нашего доморощенного олигарха», был в ярости, требовал возбуждения уголовного дела и порывался начать расследование, только руки у него оказались коротки: во-первых, участок проходившей в стороне от города федеральной трассы не входил в зону его ответственности, во-вторых, следаки из областной прокуратуры и следственного комитета отнеслись к «невинной шутке эксцентричного юноши» с куда большей лояльностью.
Манцур-старший быстро и добровольно выплатил всем пострадавшим солидные компенсации, не ограничившись только стоимостью лечения и ремонта машин, и скандал быстро замяли. Зато Манцур-младший надолго запомнил последовавший вскоре разговор с отцом. Спокойно и деловито, ни разу не повысив голос, Максим Александрович объявил сыну, что «снимает его с довольствия», что уже позвонил людям, которым, слава Богу, еще не успел ничего заплатить, и отозвал свою просьбу о зачислении Дмитрия в МГИМО, что Дмитрий волен сам выбрать себе ВУЗ и поступать туда на общих основаниях, а если не получится (успехи в школе давно не радовали) – ничего страшного, – военкомату нужны призывники, а Шмаровскому электродному заводу – рабочие, так что свой путь в жизни Дмитрий, можно сказать, выбрал сам. Хладнокровие и показное равнодушие отца тогда не на шутку испугали Дмитрия и почти заставили поверить в то, что Манцур действительно способен поставить крест на будущем единственного сына. Но уже через пару дней, не ощутив никаких перемен в привычном укладе жизни, убедившись, что кредитная карта с внушительным лимитом, находящаяся в его распоряжении и оформленная на имя отца, продолжает действовать, Дмитрий понял, что на этот раз, похоже, все обошлось.
Полностью отказываться от любимых развлечений он, конечно, не собирался, однако все последующие акции задумывались менее масштабными, не выходящими за рамки города, и, что самое главное, не указывающими столь явно на своего автора. После того, как в солнечное субботнее утро на стене здания городской администрации появилась исполненная ровными, метровой высоты буквами надпись «ЛЕХА – ЧМО!», явно намекавшая на мэра города Алексея Орловского, Манцур-старший лишь мрачно поинтересовался у сына: «Ты никак решил из маркетологов в политики податься? Ты – идиот? Заняться нечем?» и, не получив ответа, обреченно добавил: «Когда же ты угомонишься?».
Кадры с жестким немецким порно, внезапно сменившие тягучую голливудскую мелодраму на экране кинотеатра «Космос», вызвали бурную, хоть и неоднозначную (в зависимости от пола и возраста зрителей) реакцию зала.
Реалистично выполненный муляж залитого кровью обезглавленного трупа, периодически появлявшийся в ночные часы на пути припозднившихся прохожих в разных частях города, доставлял шутникам удовольствие до тех пор, пока слухи об «убитом» не расползлись по городу, постепенно нивелировав эффект неожиданности.
Все эти, в общем, безобидные развлечения лишь на время рассеивали скуку провинциальной жизни, хотелось чего-то грандиозного и по-настоящему шумного, но планирование каждой акции приходилось делать с оглядкой на возможную реакцию отца, гнева которого Манцур-младший после случая на трассе стал серьезно опасаться.
И только теперь, когда окончена школа, когда благополучно свершилось зачисление в легендарный МГИМО, когда до отъезда в Москву осталось меньше двух недель, и отец уже вряд ли даст задний ход, он все-таки решился претворить в жизнь идею, которую вынашивал последние полгода. Все был готово, и этот неожиданный и жесткий наезд отца оказался сейчас совсем некстати.
– Па, ну чего ты опять про тот случай вспомнил? Это когда было-то? Сколько можно попрекать? Ну, переборщил тогда, ну, виноват, мы поговорили, больше же такого не повторялось. Чего сейчас-то завелся?
– Я завелся, потому, что слишком редко вижу тебя трезвым. Потому что люди рассказывают мне, что ты вместе со своими дебильными дружками-люмпенами вытворяешь в ночных клубах и барделях. Потому что официанты в «Купце» бросают жребий, кто пойдет обслуживать стол, за которым приземлилась твоя гоп-компания. И я хочу предупредить тебя, Дмитрий, предупредить сейчас, чтобы больше никогда не возвращаться к этому вопросу. В Москве за тобой будут приглядывать – ты это учти, лимит на твоей карте будет снижен до ста тысяч и, если не хватит, ищи, где хочешь, а ко мне обращаться не смей. Далее: если ты от большого ума решись поразвлечь в своем стиле публику в Москве – а Москва – не Шмаров, там и публика и менты другие, – то вытащить тебя из дерьма я вряд ли смогу, и знаешь – не факт, что захочу.
Давно отмелькали за окнами машины огни редких уличных фонарей Шмарова, остались позади вереницы заборов частной застройки окраин, вдоль обочин тянулся густой сосновый лес. Притормозив, машина свернула на неприметную, неотмеченную никаким указателем дорогу, проложенную по вырубленной в лесу просеке, и гулкая тряска на колдобинах областного шоссе мгновенно сменилась мягким шуршанием шин по идеально ровному асфальту. Вскоре фары высветили высокий глухой забор, украшенный поверху рядом кованных стальных наконечников, массивные ворота и кирпичный домик охраны. Створки ворот бесшумно раздвинулись, и машина оказалась на единственной улице небольшого, участков на двадцать, коттеджного поселка. Нажатием кнопки на маленьком брелке водитель привел в действие ворота предпоследнего по левой стороне улицы участка.
Прошуршав по гравию подъездной дорожки, машина остановилась у ярко освещенного крыльца большого трехэтажного коттеджа, выстроенного в стиле средневекового замка, с выступающими по углам островерхими башенками, с закругленными окнами-бойницами, с металлическим флажком, венчающим черепичную крышу. В темноте дом выглядел довольно мрачно, и если бы не два мощных фонаря, освещавших главный вход, да узенькая полоска света, пробивавшаяся сквозь шторы одного из окон на первом этаже, казался бы абсолютно вымершим.