День командира дивизии
Шрифт:
В приказе содержалась полная дислокация немецких частей, развернутых для наступления: указывались точки сосредоточения полков, танковых частей, артиллерии, минометов. Это был ценнейший документ. Я тихо сказал Бронникову о своем впечатлении, кладя листки на стол.
Но Белобородов услышал.
– За три дня на нем бороденка выросла!
– сказал он.
– Вот за сегодняшний приказ господина Биттриха я бы дорого дал! "Языка" надо, Родионыч! Чтобы завтра у меня здесь был "язык" до голенища, понял?
И он продолжал негромко
Я сидел у радио, мне несколько мешала музыка, и я улавливал лишь отдельные фразы:
– Исследуйте все справа... Каждую тропку, каждую полянку... Чтобы все там знать, как свою квартиру...
– Мы там уже бывали...
– Завтра еще раз... До самой Трухаловки... Но самое главное - лес...
– Проскользнем...
– И других чтобы могли незаметно провести... Как начнутся сумерки ко мне! Задача понятна?
– Понятна, товарищ генерал.
Разведчики ушли.
Генерал продолжал рассматривать карту.
Адъютант попросил разрешения подать ужин.
– Не худо, - сказал Белобородов.
Он встряхнул головой и обеими руками отодвинул карту, словно отстраняя вместе с этим неотвязные мысли.
Ужин подали в один момент: Болобородов любил, чтобы все делалось быстро. Он налил каждому по полстакана водки.
– За что чокнемся?
– спросил он и, не ожидая ответа, продолжил: - За то, чтобы завтра чай пить в Снегирях.
Все чокнулись и выпили. Генерал взглянул на знамя, уже опять скрытое чехлом.
– Эх, знамя, красота!
– произнес он.
– Заслужили гвардейскую, теперь будем зарабатывать орденоносную.
– Нечасто бывало, - сказал Бронников, - когда награждали знаменем за отступление.
За столом заговорили об эпизодах этого героического отступления, о незабываемых "сдерживающих боях", которые вела дивизия под Москвой.
За двадцать дней генерального наступления немцев на Москву дивизия отдала врагу сорок километров Волоколамского шоссе - отдала, ни разу не отходя без приказа, уничтожая атакующих немцев, отбивая артиллерией, противотанковыми ружьями, зажигательными бутылками удары танковых колонн, переходя в контратаки, уступая километры, но выигрывая дни, приближая неотвратимый час, когда противник выдохнется, когда в крепнущих морозах, нарастающих снегах иссякнет его наступательный порыв.
– А сколько бессонных ночей, сколько переживаний!
– сказал Белобородов.
– Ведь за спиной - Москва! Иногда чувствовал такую тяжесть, будто она на плечи навалилась.
– А теперь?
– Теперь легче. Теперь - шапка набекрень... Завтра... Ты знаешь, что будет завтра?
– Пока только догадываюсь...
– Завтра с утра общее наступление на всем Западном фронте!
– Общая контратака?
– Нет, это уже атака! Эх, дорогой, как ждали мы этого дня!
Поужинав, генерал продолжал работать по подготовке
К нему пришли танкисты, которым предстояло завтра действовать совместно с одним из полков дивизии в паправлении на Снегири и дальше.
Прощаясь после разговора, пожимая танкистам руки, Белобородов сказал:
– Хорошо бы нам всем встретиться, когда кончится война. Наверное, ночь маленькой покажется - все будем вспоминать про Волоколамское шоссе.
Затем он долго говорил с начартом (начальником артиллерии дивизии) майором Погореловым, намечая позиции для минометов, для тяжелых и легких батарей, выясняя наличие боеприпасов.
В разговоре часто фигурировало слово "бык". Время от времени я слышал: "полтора быка", "три четверти быка", "два с половиной быка".
"Бык" - своеобразное видоизменение принятого в армии сокращенного названия "бе-ка", что значит боевой комплект.
Беседуя с начартом, генерал несколько раз довольно смеялся: "быков" было предостаточно, орудия всех калибров располагали ими назавтра вволю, многие - буквально без ограничения.
Для завтрашнего наступления Белобородову сверх двух артполков его дивизии дополнительно придали много артиллерии. Оставалось лишь расставить и использовать ее наиболее эффективно. Над этим и работал генерал с начартом.
Особенно настойчиво генерал говорил о минометах:
– Я от тебя требую, чтобы минометы всю артиллерию заглушали. Завтра я послушаю. Всю душу вымотай им минами!
Наконец Погорелов встал.
Отпустив начарта, Белобородов произнес:
– На войне все не так, как в академии. Там мы и не представляли, что дивизия может иметь такое насыщение артиллерией. Если бы какой-нибудь профессор дал бы задачу с таким насыщением, наверное, подумали бы, что он шутит.
Начальник штаба принес на подпись приказ о завтрашней операции.
Предстояло окончательно решить: шестерка или девятка? В шесть или в девять утра начать атаку?
Белобородов колебался: и за ту и за другую цифру были свои доводы. В шесть утра темно: возможна внезапность нападения, противник не сумеет вести прицельного огня. Но в темноте могут свои части перемешаться, могут сбиться с направления, будут скрыты артиллерия противника и его огневые точки, которые предстояло подавить.
– Все наши хозяева голосуют за шестерку, - сообщил полковник Федюнькин.
– И начнут не в шесть, а обязательно в шесть с гаком, - сказал генерал.
– Позвони-ка еще раз, спроси, смогут ли они без гака.
Полковник вышел, а Белобородов опять стал рассматривать карту. Он молча просидел над ней, пока не вернулся Федюнькин.
– Ну что? Со всеми говорил?
– Со всеми. Все обещают: без гака.
– Тогда решаем: в шесть!
Он взял еще не подписанный приказ, на одной из первых строк поставил красным карандашом цифру "6" и внимательно прочел до конца.