День космонавтики
Шрифт:
С собой обычно прихватывают корзинки с лёгкой снедью: помидоры, пирожки, фрукты, бутерброды — и после купания пришедшие располагаются на сдвинутых деревянных топчанах, тех самых, на которых днём загорают под бдительным присмотром медсестры, пионеры. Это своего рода неофициальный вожатский совет — когда ещё вот так соберёшься, чтобы в непринуждённой обстановке обсудить текущие дела?
А обстановка действительно непринуждённая. Молодые, спортивные тела, покрытые густым загаром (для ночных купаний девушки предпочитают раздельные купальники, не поощряемые днём, на детских пляжах) негромкий звон гитары — звуки не долетают отсюда до лагеря, расположенного вверху, на круче — и Млечный путь одобрительно смотрит вниз со своей вечной высоты. Откупориваются бутылки ситро, шипят по-змеиному сифоны, наполняя стаканчики ледяной пузырящейся газировкой —
Отсутствие алкоголя — любого, даже легкого крымского вина — правило непреложное, и при малейшем подозрении в нарушении «сухого закона», любой вожатый, независимо от стажа и заслуг, вылетает из Артека навсегда. Но это здесь никого не напрягает, иначе и быть не может. Веселье протекает свои чередом, разве что от общих групп время от времени отделяются парочки, торопясь уединиться — молодость, как тут запретить? Тут, правда, тоже имелись некоторые неписанные правила — не следовало демонстрировать подобные связи перед детьми, и в особенности не поощрялись романы между вожатыми одного отряда — так что Дима мог сколько угодно облизываться на потрясающую фигурку «пани Зоси», едва скрытую модным заграничным купальником, именуемым «бикини» — видит око, да зуб неймёт. В порядке компенсации какой-то момент начал оказывать внимание смешливой миниатюрной брюнетке, вожатой восьмого отряда, Любаше, и встретил самое горячее сочувствие с её стороны. Дима уже начал прикидывать, как бы понезаметнее увести её прочь — уж очень призывно благоухала тёплая, как парное молоко, крымская ночь, и ощущение любви было словно разлито вокруг, не оставляя молодым организмам ни единого шанса на безгрешную жизнь.
Утро в дружине «Лазурная». Заливистая песня горна из динамиков, знакомая, наверное, каждому, кто хоть раз в жизни побывал в пионерском лагере: «Подъём, подъём, кто спит, того побьём!..» — и вторая спальня шестого отряда в полном составе становится на уши. Мгновенно разгоревшемуся «подушечному бою» и радостному скаканию по сеткам коек мешает призыв на зарядку — приходится выбегать наружу и строиться. «Руки на ширину плеч и — начали маши! Раз-два-а-! Раз-два-а!» Десять минут на водные процедуры и приведение себя в порядок перед короткой утренней линейкой на два отряда, своей перед каждой дачей — общелагерные здесь устраивают только по особым поводам. Жестяные умывальники стоят прямо на улице, ввергшие в некоторую оторопь наших заграничных друзей. Впрочем, не всех — один из американцев, по имени Стив, заявил, что вырос на ферме в Канзасе — да-да, там, откуда ураган унёс девочку Элли в фургоне! — а у них там и не к такому привыкли.
Стив классный парень, из семьи тех американцев, которых в наше время несколько презрительно именовали «реднеками». Отец его держит молочную ферму и, судя по рассказам сына, словно застрял в первой половине двадцатого века — ездит на раздолбанном пикапе «Шевроле» пятьдесят седьмого года выпуска, отказываясь менять его на новую машину, ходит в широкополых стетсоновских шляпах и остроносых ковбойских сапогах, а на окружающий мир смотрит так же, как жертвы забавных афер Энди Таккера и Джеффри Питерса. А вот сын его ухитрился даже в канзасской глуши всерьёз заболеть космосом — сначала строил модели ракет, потом убедил отца выписывать из ближайшего города научно-популярные книжки, и в итоге, выиграл национальный конкурс фантастических проектов, получив одну из выделенных для его соотечественников путёвок на «космические смены». Его соотечественник, Марк, второй американец в нашем отряде — полная противоположность Стиву. Марк из Сиэтла, где располагается штаб-квартира авиастроительной корпорации «Боинг». Его отец — один из ведущих конструкторов в ракетной программе «Боинга», и с раннего детства заразил сына своей страстью. Марк типичный «ботан»-очкарик — сутулый, тощий, и при том, кажется, знает всё на свете, во всяком случае то, что так или иначе касается космических полётов. Узнав, что мой отец работает в НПО «Энергия», он немедленно проникся ко мне уважением и засыпал вопросами, от которых я не знал, куда деться.
Честное слово, я ни слова не сказал об отце — за это надо благодарить Юрку-Кащея,
Сегодня, часа за полтора до подъёма, я проснулся, и услышал, как перешёптывались Марк со Стивом; чуть позже к ним присоединился и Шарль. Разговор шёл на английском — наши гости уже успели усвоить, что знание языков в нашей стране, увы, не в приоритете, а потому не опасались лишних ушей. Я, разумеется, их понимал — по-хорошему, следовало ещё в первый день признаться в своём владении английским, но я решил сперва присмотреться к «варяжским гостям» — присмотреться, и послушать, о чём те говорят между собой, полагая, что окружающие ничего не понимают?
Ничего такого особенно интересного я не услышал, и собирался уже сегодня признаться в знакомство с языком Шекспира — но как раз ранним утром моя коварная затея принесла, наконец, плоды.
Если коротко, то трое наших «иностранцев» собирались устроить ночную вылазку — и не куда-нибудь, а в Пушкинский грот! Подготовились они основательно — расспросили вожатых, прикинули маршрут по мелководью, к основанию скалы, наметили пути отхода — в том числе и вверх, на случай, если их обнаружат. Последнее меня встревожило: ну ладно, попадутся во время нелегальной ночной экспедиции — сами дураки, к тому же, иностранцев из лагеря, скорее всего, не выставят. А вот с каменной кручи можно сверзиться всерьёз, и хорошо, если отделаешься переломами и ушибами.
Полученная информация ставила меня в непростое положение. Одно б хорошо — пока обсуждение носит сугубо теоретический характер и, судя по всему, в течение ближайших недели-двух попыток воплощения в жизнь жать не стоит. Тем не менее, делать что-то надо — ведь даже в наименее экстремальном варианте прогулка по грудь в прибое, по покатым, заросшим склизко склизкой плёнкой водорослей камням может обернуться бедой.
Самым логичным вариантом было бы засветить идею вылазки тому же вожатому Диме — тот парень, вроде, толковый и понимающий, найдёт способ помешать, не поднимая шума. А с другой стороны — всё моё существо протестовало против подобного стукачества. Это тоже было странно — побуждения, понятные и естественные для четырнадцатилетнего пацана не годятся для мужика с шестью десятками за спиной. Может, юношеские гормоны незаметно берут верх над здравым смыслом? То-то вчера, на пляже, я заглядывался на фигурки наших девчонок, из тех, в ком уже начала проявляться подступающая женственность — и в особенности, на «пани Зосю», оказавшейся при внимательном рассмотрении без помех в виде вожатской униформы, сущей фотомоделью? Нет, как хотите, а с этим срочно надо что-то делать.
Почту принесли перед завтраком. Процедура отработана до мелочей многими поколениями артековцев: дежурный по отряду бежит в административный корпус, в холле которого, на стене укреплён фанерный стеллаж с нумерованными ячейками. Из ячейки с соответствующим номером извлекается сегодняшняя почта — обычно это только письма, поскольку посылки не поощряются. Их адресатам приходится получать лично, после вскрытия на предмет запрещённых вложений — по большей части, сладостей. Газировки и прочих продуктов питания.
Забрав сегодняшнюю корреспонденцию, дежурный со всех ног мчится к даче. Там его уже дожидаются, сгрудившись толпой вокруг крыльца. И начинается обязательный ритуал:
— Монахов? Лёша?
— Здесь!
— Тебе два письма!
— Давай сюда!
— Хитренький какой! Не-е-ет, сначала — пляши!..
И — злорадные крики, демонстрирующее полнейшее согласие шайки малолетних упырей, по какому-то недоумению зовущихся «Шестой отряд дружины «Лазурная» Всесоюзного пионеррского лагеря «Артек»: «давай, Лёшка Монахов, пляши, позорься, разыгрывай перед всеми Петрушку — или, учитывая южные широты, Ваньку-Рутютю…»
Как же давно не получал я таких вот писем — бумажных, в конвертах с наклеенными марками и старательно надписанных от руки — разного рода уведомления и реклама, которыми день ото дня забивают почтовый ящик, разумеется, не в счёт. Оно и неудивительно — в мире победившего Интернета. Ощущение… неповторимое. Я чуть ли не обнюхал конверты — оба письма были из дома, от родителей, надписанные маминым почерком , судя по штемпелю, отправлены они с интервалом в один день. Это уже интересно и даже самую малость тревожно: что это там у них стряслось, что потребовалось срочно посылать депешу вдогонку предыдущей с таким вот минимальным интервалом?