День, которого нет
Шрифт:
– Нет...
– едва слышно проговорила она сквозь платок.
– Ты посчитала, что я Фредди Лестер. А я, видимо, всерьез подумал, что ты - Ниобе Гей. Мы перестали ощущать себя реальными, живыми людьми, с нормальными эмоциями и мотивами. Что же странного в том, что браки распадаются. Знаешь, как я переживал, когда наша с тобой совместная жизнь так глупо оборвалась?
У меня отлегло от сердца. Я выговорился и теперь ожидал, когда она придет в норму. Она смотрела на меня, прижимая ко рту мокрый от слез. платок.
– А что же будет с Ниобе Гей?
– Да пропади она пропадом!
– А ты не
– Ну что ты! Ведь он - такой же мираж, как и Ниобе Гей. Думаю, он нереален даже и в "Райских кущах",
Айрин глянула на меня, убрала платок, и во взгляде ее промелькнуло что-то загадочное. Потом она привела себя в порядок, игриво прищурилась и послала мне улыбку. Я не сразу понял, чего она ждет от меня.
– Когда-то давненько, - решил я освежить ее память, - я вывалил на тебя целый ворох романтической чуши. А сегодня...
– Что сегодня?
– Станешь моей женой, Айрин?
– Стану, Билл, - ответила она.
Мы с Айрин поженились через минуту после того, как завершились сутки Междугодья. Это она настояла, чтобы мы дождались наступления нового года. Междугодье, рассуждала она, от начала до конца придуманное. Его даже не существует на самом деле. Этот день не в счет. Я порадовался за Айрин - она стала, наконец, мыслить здраво. Раньше она о подобных вещах даже не задумывалась.
Сразу же после заключения брака мы полностью отключились от остального мира. Ясно было: как только автоинформаторы сообщат о нашей женитьбе, мы захлебнемся в потоке рекламы для новобрачных. И без того из-за бесконечных рекламных посулов для молодоженов пришлось дважды останавливать бракосочетание.
Потом мы уединились в нашей маленькой нью-йоркской квартирке, тихой и спокойной, где, главное, не было никого, кроме нас. За стенами надрывались и взрывались всевозможные эфемериды счастья, одна хлеще другой; они обещали славу и богатство всем вместе и каждому в отдельности.
Ты можешь быть самым богатым. Самым известным. Самым изысканным. Лучше всех пахнуть, дольше всех жить. Зато только мы двое могли быть самими собой, скрывшись от этого грохочущего мира в безмолвном оазисе. Мы смогли остаться настоящими.
Ночью мы мечтали. Фантазировали, как дети. Землю давно уже не пашут, но если приобрести гидропонные блоки и питающую систему, можно возделать свой сад и укрыться в нем от нью-йоркского содома, от безжалостной рекламы... Сладкие мечты.
Утром я проснулся поздно. Солнечные лучи острыми стрелами пронзали постель.
Айрин рядом не было.
Записывающий аппарат не принес ни звука от нее. Я мучился до полудня. То выключал защитную систему - может быть, она прорывается ко мне, - то опять включал, истрепанный рекламным шквалом. Не знаю, как я не сошел с ума в эти часы. Я не понимал, что случилось. За дверью - стекло ее было прозрачным только изнутри - мелькали толпы рекламных агентов, суливших мне златые горы, но лицо Айрин так и не возникло. Я исходил комнату вдоль и поперек, перестал ощущать вкус кофе после десятой чашки и прокурился насквозь. Наконец я решился связаться с детективным агентством. Не сразу я решился на это. После минувшей ночи, такой мягкой, тихой и нежной, меня трясло от мысли о том, что Айрин, потерявшуюся среди смерчей и взрывов этого ада, который именуется Манхэттеном, будут преследовать наемные ищейки. Но выхода не было.
Через час агентство сообщило мне, где находится Айрин. Я сперва не поверил. На мгновение мне показалось, что все вокруг умерло. Я словно оказался в изолированном пространстве, которое одно спасало меня от смертоносного грохота внешней жизни.
Я очнулся и поймал последние слова, звучавшие из динамика телевизора.
– Извините, я не расслышал, - сказал я.
Дежурный сыскного бюро повторил сообщение. И снова я не поверил. Извинился и переключился на номер своего банка. Все подтвердилось. Я стал нищим. Утром, пока я в тревоге носился по комнате, Айрин сняла с моего счета восемьдесят четыре тысячи долларов. Сейчас курс доллара сильно упал, но я отдал немало сил, чтобы скопить эту сумму... а теперь остался без гроша.
– Конечно, мы ее проверили, - говорил мне служащий, - и убедились, что все законно. Ваша супруга имела полное право снять деньги, поскольку ваш брак был заключен уже в нынешнем году. Ограничения, действующие в Междугодье, на нее не распространяются.
– Вы могли бы связаться со мной.
– Не было необходимости, - хладнокровно ответил он. Ведь мы все проверили. Неустойку, требуемую при закрытии банковского счета, она уплатила, и у нас не оставалось оснований для отказа.
Вот оно что! Неустойка. А я и позабыл о ней. Зачем им было ко мне обращаться. Теперь уже ничего нельзя было изменить.
– Что ж, - сказал я.
– Благодарю.
– Если мы можем чем-то помочь вам...
Одновременно с этими словами на экране возникло яркое название банка, и я отключил телевизор. Зачем им попусту расходовать на меня рекламу?
Я вставил в уши заглушки, и скоростной лифт высадил меня на улице третьего уровня.
Самоходный тротуар понес меня на край города, к "Райским кущам". Жилье здесь по большей части расположено под землей, но само правление возносится в небо, словно величественный храм,
Здесь было так тихо, что ушные затычки не понадобились. Люминесцентные лампы изливали голубоватый свет, а витражи заставляли вспомнить о морге.
Я добился приема у одного из директоров и выложил ему все. Сперва он собрался было вызвать охранника, но потом, присмотревшись ко мне, решил, что я буду лучше выглядеть в роли клиента.
– Нет проблем, - сказал он.
– Всегда к вашим услугам. Прошу сюда. Наш сотрудник, мистер Филд, вес вам покажет и объяснит.
Он подвел меня к дверям лифта, и мы опустились на несколько сот футов. В широком, хорошо освещенном коридоре меня уже ждал сухощавый улыбчивый человек в строгом костюме. Мистер Филд воплощал саму любезность.
– "Райские кущи" всегда рады принять вас, - заворковал он.
– Давно перестало быть тайной, как нелегко приноровиться к жизни в наше сложное время. Мы предоставляем все для полного счастья. Если вы согласны, я приду вам на помощь, и вы поразитесь, увидев, с какой легкостью расстанетесь со всеми своими проблемами.
– Слышал, слышал, - сказал я, - Где моя жена?
– Прошу вас...
Мы двинулись по коридору. С обеих сторон были двери с блестящими металлическими табличками, надписи на которых я никак не мог разобрать. Одна из комнат была открыта. В ней было темно.