День лошади. (Сборник)
Шрифт:
— Добре, — так же тихо ответил Андрюшка.
Они уселись за сараем на мягкой опавшей листве. Закурив, дед внимательно оглядел Андрюшку глубокими голубыми глазами, будто раздумывал: доверять или не доверять ему тайну. Дед курил трубку, дым путался в бороде и усах, вился двойной струйкой из большого пористого носа. В саду было тихо. Изредка с деревьев слетал желтый лист и, падая, рвал белую паутину, опутавшую все вокруг. Издали доносилось негромкое гудение тракторов.
— Ну, уж коль так пришлось, слушай, Андрей, — сказал дед. — Но только — никому…
— Добре, добре, —
— Лиса, она, хлопче, любит чебрец, — начал дед Хоботька свой рассказ. — Травка такая в степи по ярам растет, пахучая… Пахнет сладко, да-а…
Еду как-то я бычатами, Чепками, под вечер с фермы, глядь, а там, где дорога к Федькиному яру сворачивает, красный цветок в будяках расцвел. Такой высокий, пышный… Вот ты, думаю, чудо: сюда ехал — не было его, обратно еду — есть. Говорю Чепкам: «Стойте, Чепки, схожу посмотрю». Чепки у меня понимающие бычата… Иду тихо, а цветок качается. Присмотрелся, а это лисий хвост торчмя торчит. Интерес забрал меня: что она тут делает, лиса? Гляжу, а она стоит, хвост вверх и нюхает чебрец. Подошел ближе — не слышит меня: нюх чебрец забрал. Я ее за хвост — цоп! Она как вскинется — и вырвалась!.. Что ж, говорю, беги, сейчас мне твоя шкура не нужна, а зимой поймаю. Глаза у нее синие, как у тебя…
Черноглазый скуластый Андрюшка явно доволен этим сравнением. На лице деда ни ехидства, ни иронии. Черты лица хранят строгую серьезность.
— Значит, не поймали, — сожалеюще сказал Андрюшка.
— Ничего не значит, — сердясь ответил дед. — Я ее зимой словил.
— Ту самую, с синими глазами? Вот здорово! — ожил Андрюшка.
— Без ошибки — ту самую. Я их, шельм, всех в лицо знаю.
Андрюшка, живо представив себе десяток острых лисьих морд, усомнился:
— У них у всех морды одинаковые.
Возражение Андрюшки на минуту обескуражило деда. Вскинув брови, он настороженно покосился на мальца и ответил строго:
— Ну, ты это, Андрей, брось… Одинаковые… Молодо-зелено — рассуждает. У каждой лисы, как у людей, свое нутро, понял? — И, привалившись к стене сарая, продолжал: — Может, еще скажешь, что лиса кур не ловит?.. Куры для нее, ну что для тебя конфетки… Ну, так вот. Дала мне, значит, Андреевна курицу болтливую, ту самую, что четыре дня квохтала, а на пятый неслась. Посадил я ее в мешок, взял шпагат, достал чебреца с чердака — с лета насушили про запас — и за бугор отправился. Там скирда стояла около терновника. Видел?.. Яму в скирде вырыл, разбросал вокруг чебрец, чтоб лиса мой дух не учуяла, и залез в яму. Закрылся соломой, а сам, стало быть, держу курицу на привязи. Шпагат соломкой притрусил, чтоб лиса не видела…
Из-за угла неожиданно показалась бабка Дарья. Она взялась за бока и воскликнула:
— Филимон! Чтоб тебя намочило! Ты чего тут робишь с дитем? Басни тачаешь? А я шукаю его…
Дед сделал вид, будто с интересом рассматривает стену сарая.
— Ты чего на стенку уставился? Обратно придумал что-нибудь?
Дед Хоботька ответил спокойно:
— Погодь, Андреевна, не шуми. Мы тут с Андреем придумываем, как лучше подпоры поставить к стенке… Вот тут, мабуть, и вот тут, да, Андрейка? — дед хитро подмигнул ему.
Андрей сразу же сообразил, в чем дело, показал на угол:
— И там надо, дедушка.
Андреевна забеспокоилась:
— Да зачем же подпоры?! Стенка-то не хилится?
— Э-э, — ответил дед, — сегодня не хилится, а завтра возьмет да и завалится. Надо всегда зараньше думать.
— Ой, Филимон! Лукавый ты человек, а не обманешь меня!.. Забалакал дитя, аж посоловело, бедное, от твоих сказок, выдумщик!.. А ты не слушай его, Андрейка, а то он тебе такого расскажет, ночью приснится — испугаешься… Забавно старому тешить дитя побрехушками.
— Вот видишь, Андрей, какая у меня бабка, — сказал дед и укоризненно покачал головой. — Не сбивай, Андреевна, парня с панталыку! Ничего я ему не рассказываю…
Дед Хоботька вдруг сморщил нос, понюхал воздух и сказал Андрюшке:
— Слышишь, Андрей, молоко у кого-то подгорело.
Мальчик не слышал никаких запахов, но поддакнул:
— Да, дедушка, здорово пахнет.
Бабку Дарью словно ветром сдуло. Она побежала проверить крынки с молоком на печке.
— Так на чем я остановился, Андрей? — спросил дед Хоботька.
— Вы в солому спрятались, а курицу на шпагате держали…
— Вот-вот… Курица только из мешка — и пошла строчить: «Куд-куд-куда!» Ходит, гребется, как дома. И орет, как оглашенная. А лиса — что? Она, шельма, тут как тут. Высунулась из терновника, водит носом, радуется: хороша, мол, курочка-дурочка!.. Курица знает свое: «Ко-ко-ко, куда-куда!» Ей хоть бы хны. Я подергал за веревочку: попрыгай, мол, покажись куме Патрикеевне… Э-э, хлопче, как лиса плясала! Туда-сюда, верть-круть, вприсядку вокруг курицы, кружком за своим хвостом… С радости, стало быть. Разохотилась она и не чует меня: чебрец пахнет, ей нюх забивает. Совсем охмелела — и как прыгнет на птицу, а я ее за веревочку — к себе! Лиса как взметнется сызнова на курицу и с нею прямо ко мне в яму — прыг! А я ее цоп за шиворот — да в мешок!
— Вот здорово! — крикнул Андрюшка и вскинул руку наотлет, будто схватил что-то и держал его, трепыхающееся и зубастое.
Дед Хоботька притворно покашлял и отвернулся.
— Дедушка Хоботька, возьми меня на охоту! — попросил Андрюшка. — Я со своей курицей… Ладно? Ну, дедушка…
Дед улыбнулся и, пряча улыбку, озабоченно подергал усы:
— Вишь ты, какое дело, Андрей. Теперь лиса уже не та — не ловится она на курицу. Когда я эту поймал за шиворот, другие из терновника видели. Знают, стало быть, занозы, что к чему. Надо другое придумать.
— Эх! — вздохнул Андрюшка. — Жалко!
— Вот зайцев ловить проще, — сказал дед, лукаво косясь из-под ершистых бровей.
— За шиворот?
— Зачем — за шиворот? Заяц сам в мешок прыгает.
— Да ну! — не поверил Андрюшка. Он этого никак не мог представить.
— Говорю тебе, стало быть, слушай.
— Зайцы тоже чебрец нюхали? — деловито спросил Андрюшка.
Он уже чувствовал себя человеком опытным, разбирающимся.
— Зайцу чебрец ни к чему, — степенно ответил дед. — Я зайца ловил на лук…