День Медведя
Шрифт:
– А кирпич с крыши на тебя тоже просто так упал?
– В смысле? – споткнулся и остановился от неожиданности постановки вопроса Спиридон.
– В смысле, почему он на Кондрата не упал, или на Ивана, или на Прохора?
– Так он же это… кирпич… ему до потолка на кого падать!..
– Вот и упал бы на них. Почему на тебя?
– Так рассуждать, вашвысочество, так можно сказать, что и лошадь специально понесла, чтобы меня зашибить!
– Лошадь? – забеспокоилась Сенька. – Какая лошадь?
– Да вчера днем, когда я из управы шел, на Незваном спуске лошадь с телегой понесла, едва за подоконник
– Четыре, – тихо проговорила Серафима. – Раз, два, три, четыре.
– Чего – четыре? – настал черед Спиридона беспокоиться.
– Четыре раза. За пять дней.
– Да перестань ты выду…
– Спиря, – сурово свела брови царевна. – Сколько раз за то время, пока не прибыли эти стервятники, на тебя падали кирпичи, наезжали лошади и наваливались в темноте полудурки с кистенями или ножами?
– Н-ну… Это… Как бы… Н-не помню… но…
– Вот я говорю, Спирь, что, во-первых, не было это никакой случайностью, во-вторых, что на тебя в самом деле готовились покушения, и, в-третьих, не надо так озираться – поверь мне на слово, что я смогу защитить тебя ничуть не хуже Макара или Ивана.
– Защитить!.. Меня!.. – задетый за больное, Спиридон снова встал посреди тротуара и страдальчески воздел здоровую руку к серому низкому – потянись и достанешь – небу. – Да про то же я вам… тебе… уже второй день толкую!!! На кой пень меня защищать!!! Кому я нужен, чтобы на меня покушаться!!! Кто я такой?!
– Некоторые думают, что ты – последний настоящий наследник престола, – спокойно сообщила Сенька, со скрещенными на груди руками невозмутимо пережидая очередной – десятый за день, не меньше – всплеск эмоций бедного, готового взвыть от самоотверженной товарищеской заботы гвардейца. – И, слушай, Спирь, тебе не кажется, что из тебя бы вышел лучший царь, чем из сливок местного общества?
– Сливки – то, что слили… что на поверхности плавало… – сумрачно пробормотал гвардеец и серьезно глянул на своего сопровождающего. – Нет. Из них, не спорю, цари получатся – не конфетки, но из меня еще хуже.
– А, может, нет? – хитро прищурилась в ответ Сенька. – Может, в тебе скрыт кладезь премудрости и предприимчивости, который только и ждет момента, чтобы пролиться на жаждущих верноподданных благословенным дождем? Спиридон опешил, и едва не поскользнулся.
– Что… во мне скрыто?..
– Я говорю, может, ты умнее, чем кажешься, – ворчливо повторила комплимент царевна, и солдат вздохнул с облегчением.
– Нет. Я не умнее. Вернее, я умен ровно настолько, чтобы понять, к чему твое высочество опять клонит, и я всё еще говорю нет. Плохим царем я быть не хочу. А хорошего из меня не выйдет. Вот как ты думаешь, почему, скажем, дед Голуб пошел в артисты, а не в кавалеристы, предположим? Правильно. Потому что знал, что если он пойдет в кавалеристы, то получится у него полная эта… э-э-э… обратная сторона живота. А вот артист из него вышел замечательный, если вечер бренделевской пьянки вспомнить. Полезный. А я в государственных делах даже не ноль. Я – два ноля. И я не только не могу – я не хочу. Так что, извини, Серафима Батьковна, прости, родной народ, но никудышных правителей
– Человек, если постарается, может всё!
– Да не могу я этим вашим Мечеславом быть, не могу, я же нутром чую!..
– Ерунда. Если ты согласишься, мы за два счета всё вверх ногами перевернем, и свидетелей тебе организуем, которые у колыбели твоей стояли и в лицо тебя запомнили! И пропади оно всё пропадом! Соглашайся!
– Нет!.. Ну не моё это! И всё остальное – дурацкое совпадение, то бишь, случайность! И не говори при мне больше этого слова!..
– Какого из них? – уточнила Серафима.
– На букву «ц», – хмуро буркнул Спиридон.
Но Сенька, раз уж такой разговор зашел, так легко отпускать его не собиралась, и попробовала пробить брешь в обороне противника с другого фланга.
– Ты картину с дельфином, который акула, видел?
– Ну и что? – хмыкнул Спиря. – Карасич, вон, на матушку Гусю похож, так что теперь?
– Он ее внучатый племянник, я спрашивала, – довольно заявила царевна. – А ты не просто мордой лица на тот портрет смахиваешь – там еще и родинки твои одна к одной прописаны! Не бывает таких случайностей, Спиря, не бывает!!!
– Так что моему царскому величеству теперь делать прикажете?!..
– Перестать махать руками, подобрать шапку и идти дальше – на нас, вон, уже люди таращатся – думаю, поди, цирк приехал, и клоуны сбежали. Тебя, между прочим, невеста ждет. Потом договорим. Если надумаешь. Насильно царем не будешь, это даже я понимаю.
Смущенный Спиридон прикусил губу, быстро подхватил с мостовой шапку, незаметно слетевшую с увеличившейся в размерах перебинтованной головы, и стыдливо, искоса глянул на быстро собиравшуюся впереди, на углу Иноземной и Сахарного проулка, толпу.
К своему облегчению, быстро сменившемуся удивлением, а потом и тревогой, он обнаружил, что взбудоражено переговаривающиеся горожане смотрели не только и не столько в его сторону, сколько…
– …в Сахарный!..
– Там!..
– Там!!!..
– Не может быть!..
– Глаз вырву – там он, чесслово! Вот такенный!
– Врешь, поди.
– Сходить бы, поглядеть?..
– Жутко… чевой-то… Душу тянет…Сам иди.
– Нашел дурака!
– Надо этих позвать… охотников… или гвардейцев… или солдат баронских-графских…
– Нельзя же так вот так просто так посреди бела дня… темной ночи… зверье лесное посередь города разводить!..
– Ох, страсти-то, страсти-то какие… Неладное теперь почувствовала и Серафима.
Бросив своего подопечного на полпути, быстрым решительным шагом приблизилась она к неуверенно переминающейся с ноги на ногу в сгущающихся сумерках толпе [98] .
– Что случилось? Что за митинг? – не давая опомниться, начала она опрос разволновавшихся не на шутку свидетелей.
98
То ли бежать и пропустить самое интересное, то ли остаться и рискнуть головой.