Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
2 января 2007 года
И снится мне сон, что, несмотря, на всякие перипетии, мою подписку о невыезде, полное отсутствие денег и прочее, все-таки поехали мы в Аргентину покорять эту чертову гору. Не помню, как она называется. Но на семь тысяч метров она над уровнем моря возвышается. Высокая. Выше Килиманджаро она на километр. Если не больше. И вот привозят нас на такси в аэропорт. Не пойму в какой. Иногда мне кажется, что это Шереметьево, иногда, что Домодедово. Идем мы с Петей и Павликом по аэропорту, а он пустой. Вообще никого народу. А Петя и Паша – это такие псевдоблизнецы. То есть похожи они друг на друга, как близнецы. Но не близнецы, это точно. Погодки. В очечках джонленоновских. Проходим мы таможенный контроль. Таможенников нет. Проходим регистрацию. Никого нет. Так, а на самом деле, по-моему, сначала регистрация происходит, а потом таможенный контроль. Паспортного контроля вообще не оказалось. Зато мы оказались в баре. Вроде ирландский бар, с характерным интерьерчиком, деревянные столы и стулья, везде надпись «Guinness» светится, посетителей нет совсем. Бармен с утиным носом, что-то нам на своем крякает. Петя ему говорит, что у нас до посадки в самолет времени совсем мало осталось, поэтому быстро надо нести темного пива по кружке и по двойному «Chivas». Он принес в стаканах молоко и в пивных кружках кефир. Вроде выпили все быстро. И надо срочно
Сели, кажется, вышли все, и я вышел. И как будто ничего не произошло. Тут я вспомнил, что во сне, я всегда так на самолетах летаю. Боюсь все время, что не долечу. Он начинает падать. Потом садится нормально, без происшествий. И путешествия во сне продолжаются. В зале каком-то оказываюсь. Помещение огромное. И с непонятным назначением. То ли вокзал, то ли столовая, то ли стоянка такси. Пригляделся, братья-недоблизнецы тут, как тут. Я у них спрашиваю, мол, вы где, черти, были? Я тут не погиб чуть было в самолете. А Паша ухмыляется и кружку томатного сока мне протягивает, полную до краев. Тут еще один человек подходит и говорит, я гид Ваш, поехали быстрее на снегоходе до горы этой. И вот мы в снегоходе. С нами девчонки какие-то раздетые. Полураздетые. В купальниках. Одна из них на Ирку очень похожа. Она подсаживается ко мне. Точно – Ирка. Она начинает обнимать меня, гладить и целовать. Так приятно стало. Я даже от этого проснулся. Поворочался в постели минут десять и опять заснул.
Оглядываюсь по сторонам. Ирки нет. Да, я Вам забыл сказать, что снегоход этот по размерам, как вагон метро в московском метрополитене. Только сидения стоят, как в самолете, по ходу движения. И расстояния между ними даже больше, чем в бизнес классе. И огромные окна по бокам. Паши нет. Пети нет. Девушки есть. Одна на Юльку похожа, другая – на Ленку. Подсаживаются ко мне, и я начинаю с ними целоваться. По очереди. Но вкус от поцелуя сухой такой, горький. Как будто во рту у них наждачная бумага. Отталкиваю я их и выпрыгиваю на ходу из этого снегохода-поезда. А я в одежде теплой зимней. В шапке-ушанке и валенках. Иду по снегу в гору. А впереди меня люди какие-то. Догоняю их, а это Паша, Петя и гид этот наш. Его зовут Иваном. С ударением на первый слог. Петя мне сразу стакан морса протягивает и остальным тоже. Выпиваем. Покурили. Пошли дальше в гору. Я голый почему-то. Но мне совсем не холодно. Но я очень стесняться начинаю, думаю, как же, я голый, сейчас люди увидят. И я оказываюсь на проходной своего родного института. Иду, думаю, сейчас знакомые увидят, стыд какой. Начинаю глазами искать, где бы спрятаться, вижу дверь, нажимаю на ручку, дверь поддается, и я оказываюсь в комнате с бассейном. Бассейн мраморный, стены-потолок мраморные, пол мраморный. Вода синяя. В бассейне друг мой – Лёха. Алексей, Алешенька, сынок. Смотрит на меня недобрыми глазами. Сказать что-то хочет. Но молчит. Я иду к нему, говорю, привет Алексей. Он мне глазами показывает, иди ко мне в бассейн, ныряй. Я в бассейн сошел по мраморной лестнице. Смотрю, воды маловато как-то. По колено, и вода хоть и синяя, но какая-то непрозрачная, мутная. Лёша улыбается, говорит, что это к деньгам. Он всегда одно и то же говорит, вспомнил я. Что бы ни случилось, всегда – это к деньгам. Хотя денег у него никогда не было. Подхожу я к Алексею. И вдруг, он сбивает меня с ног и начинает топить. Я вырваться пытаюсь. Но он крепко держит меня. Вырваться я не могу, кислорода начинает не хватать, я думаю, сейчас вздохну, и полные легкие этой мутной воды наберу. Ещё не факт, что она не отравлена ядом. Подумал. И проснулся снова.
Мысль сонная пришла: вот Алексей, какой, а я ему денег каждый раз занимал, когда он меня просил. Встал, воды попил, посмотрел на часы. Без пяти три. Достал банку с медом. Взял ложку, зачерпнул. Положил в рот. Сосать мед начал. Мед белый, как сгущенное молоко. И на вкус молочно-сладкий. Сладко. Радостно стало. Сонно. Пойду дальше сны мои удивительные досматривать. Звонок. Они что, с ума сошли звонить мне в три часа ночи. И номер не определяется. Ало, говорю, кто это. Это я, Леха, отвечает мне веселый голос. Я посчитал, что у тебя там сейчас в Аргентине, два или три часа дня. Ну как там, спрашивает он. Тепло? Телочки в коротких юбках по улицам ходят? С Новым годом, короче! У тебя ведь сейчас первое число в Буэнос-Айресе твоем. Я в интерне посмотрел. Близнецы не шалят? Не набухались в лоскуты? Я говорю, Лех, не полетел я в Аргентину, следователь не пустил, подписку о невыезде с меня взял… На той стороне провода воцарилась звенящая тишина. Прости, сказал мой друг, я вот старался, знаешь, время считал, думал тебе приятное сделать, прости. Да ладно, спокойной ночи, сказал я, спать пойду. Ещё долго мне спать осталось. И не дожидаясь ответа, прервал наш разговор. Лег под одеяло, закрыл глаза, тепло, приятно было под одеялом. Нега. Блаженство. А Лёха – хороший человек. Настоящий друг. Несмотря на то, что во сне пытался утопить меня в мутном бассейне. Как обычно пропустил я момент засыпания. И вот я уже в лесу мрачном. Хотя меня не покидает ощущение, что какую бы местность во сне я не видел. Всегда она находится в павильоне. Бывают такие, там фильмы снимают. Стены этого павильона, я и сейчас не вижу. Но ощущение есть. Потому что неба нет. А вверху что-то такое. Потолок, по-моему. Расплывчатый нечеткий. Иду дальше. Вижу кирпичный туалет. Захотелось сходить по-маленькому. Захожу. Довольно большой внутри. Писсуары в количестве двух штук висят. Подхожу. Расстегиваю ширинку. Не получается. Хотя писать очень хочется. Ого! Что это у меня в руках? Толстый, твердый. Держу его в руках. А приятно-то как. И длинный ведь он у меня какой. Почти до подбородка. Какой огромный, вот счастье. Лизнул языком головку два раза. Приятно. Эх, Ирка, Ирка. А ты ведь и не знала, что у меня вот какой он. А если бы знала. Да ладно. С таким счастьем, да бабу не найти. Пойду на улицу. Вышел я на улицу и проваливаюсь в снег. Холодный, колючий.
Петька меня за руку поймал. Вытащил. Говорит, ты бы, друг, аккуратней, а то мотает тебя, ты то тут, то там. Да я сам понимаю. То дома, то в бассейне, то эротические фантазии в туалете. Гора, брат, гора, Паша подошел и говорит. Гора – наша основная цель и мечта вот уже на протяжении двух лет. Помнишь, фотографии смотрели, напивались, песню даже сочинили. Помню, конечно. Ах, гора моя, гора, мне пора к тебе, пора. На три голоса, а капелла. Глупость. Мальчишество. Ребята, буря может начаться, на горе поговорите. Время будет. Иван подошел. Вот не нравится мне его лицо. Вроде открытое, мужественное, глаза голубые смотрят прямо тебе в глаза смело и правдиво. Раньше меня мои предчувствия не подводили. А снег все идет и идет. Пошли мы дальше. Они бегут вперед и скрываются из вида, а я крикнуть не могу, голоса у меня нет. Уже и не вижу их больше. Заваливает меня снегом. По пояс. По грудь. С головой. Задыхаться начал. Кричать. Проснулся.
Что же такое? Встал. Воды напился. Пошел в туалет. Посмотрел на своего друга. Да, мечты, мечты. Да зачем мне большой? Он меня устраивает и такой. Да он всех устраивает. Еще никто не жаловался. А позвоню я Варе. Хотя сейчас четыре часа утра. Позвоню утром. И что я ей скажу? Скажу, Варя, а тебе не кажется, что наши отношения очень странные? Мы кто друг другу? Последнее время у меня ощущения такие. Что мы ведем себя как муж и жена. Созваниваемся постоянно. Волнуемся друг о друге. Ой, мысли не идут, застопорились. Волнуюсь. А что, собственно, волноваться. Уже тысячу раз друг другу сказали – мы друзья. И все. Нет. То ты мне позвонишь. То я тебе. То ты мне. То полгода не встречаемся. То вдруг ты мне набираешь и говоришь. Поехали за город, прогуляемся. В ноябре. Я тоже хорош. Напиваюсь и звоню тебе. Признаюсь в любви. Предлагаю выйти за себя замуж. Зачем? Давай зададим себе вопрос. Мы любим друг друга? Мы не можем жить друг без друга? Представь, что мы больше никогда не увидимся? Всё. Решено. Завтра звоню Варе и говорю ей. Варя, мы всего лишь бывшие любовники. Думаю, она обидится. И история эта занозная, но не особо напряженная для нас обоих. Закончится-завершится. К обоюдному удовлетворению сторон. Так, с Иркой и остальными все понятно. Даже голову себе забивать не буду.
Остается Маня. Шарля. Пися. И еще много-много разных забавных прозвищ, которыми я называл её. Самая запутанная и затянутая. Самая платоническая и чистая история. Прогулки за ручку. Встречи рассветов. Провожание закатов. Она плачет у меня на плече, я вообще ничего не понимаю, а она не говорит. Я ей, зато, говорю. Знаешь, Бельчонок, мне, иногда, кажется, будто мы брат и сестра. Сестра и брат. И молчу, а она плачет. Потом успокоилась, улыбаться начала, чмокнула меня в щечку и убежала. И так всегда. А дальше – это смс-сообщение. Здравствуй шампурок, это я – твой шашлычок. Хочу, чтобы ты меня жарил, а я вертелась на тебе. Я перезваниваю, говорю, Муль, это что за эротические фантазии, у нас вроде… А она кричит, пошел вон, придурок, ты, что думал, пока ты тут четыре года около меня ходишь, у меня никого не было? Ты что больной? И трубку бросила. Я понял так, что смс эту она не мне написала, номер перепутала. На меня как будто небо упало и еще землей чуть-чуть придавило. Я представить просто не мог, как это так. Как она с другими. А я? Я, по-моему, и, правда, конченый придурок. Я вымолил у нее последнее свидание. И в японском ресторане, я делаю ей предложение, дарю кольцо, она его берет и знаками показывает мне выйти вместе с ней на улицу, я выхожу, а она со всего размаха выкидывает кольцо в сугроб. Забегает в ресторан, одевается, выходит и убегает прочь. Больше я ее ни разу не видел. Звонил бессчетное число раз. Потом телефон этот отвечать перестал. Я тогда стал подкарауливать ее около подъезда. Безрезультатно. Тогда я узнал ее рабочий телефон. Позвонил. Она была удивлена и очень сильно разозлилась на меня, начала кричать. Я сказал, что надо поговорить, выяснить отношения, она ответила, что все уже давно выяснено, и она очень просит меня, даже умоляет, не звонить ей больше, что у нее есть парень и она любит его и счастлива с ним. Ту-ту-ту. Всё, поезд ушел. И задним ходом больше не вернется на эту станцию. А я все стою на ней и поезда пропускаю. Надо вскакивать в первый попавшийся – и вперед. Жизнь продолжается. Так я сказал себе. И не переживаю больше. Но иногда прихватит, особенно после виски, сижу, плачу, плохо мне, Писеньку вспоминаю. Это от того, что у тебя секса с ней не было. Был бы секс, ты бы над этими воспоминаниями ржал бы сейчас, как конь.
Что это за голос? А, Пашка. Бутылку минеральной воды «Боржоми» протягивает, мол на, пей. Я выпил, вкуса не почувствовал, а Паша и говорит. Ты, друг, что-то часто от нас отставать начал. Смотри не отставай. Отстанешь – замерзнешь. Снег. Снег. Снег вокруг и с неба падает. Темнеет. А гору прожектора высветили. Петька с Иваном нетерпеливо вдали с ноги на ногу перетаптываются. Побежали мы с Пашкой их догонять. Постояли, выпили гранатового сока, дальше идем. Снег глаза слепит. Ветер с ног сдувает. Ноги вязнут. Все. Корни я пустил. Дерево. Ветки без листьев на ветру шумят. Холодно. Я – в полусне. Не сплю. Прислушиваюсь к вьюге. А мне и говорят: посмотри, вот природа. Приглядись. И приглядываюсь. Стада бегут. Муравьи. Насекомые. Негры танцуют рэп. Птицы летят. Рыбы плывут. И вся эта биомасса. Викинги. Металлисты. Она несется как река горная, сметая все на своем пути. Вглядись в нее. И я вгляделся. Это земля. Элемент земля. А теперь, говорят, смотри, это – бог. Или как там у вас называется. Я вгляделся. Увидел огонь. И понял. Элемент огонь. А теперь смотри ещё. Это ты, я внутрь себя внимательно посмотрел. Увидел траву пожухлую, которую ветер гнет к земле. А, я – трава. Нет, я – ветер. Элемент воздух. А теперь смотри. Смотрю, бог и природа перетекают друг в друга, взаимодействуют. А я с кем взаимодействую. Вижу, бабы голые, големы, опять бабы, рожи, дьявол, рыцари, карлики, пенис, жаба, одежда, стог сена, квадрат, Малевич, и что? Мне говорят, что? Чередование форм. Элемент какой? Я говорю – вода. Это что? Процесс творения говорят. А что такое процесс творения? Выборочное наполнение содержанием бесконечного потока форм, говорят. А кто творит? Ты. А он? А он создает. Он – создатель Вселенной. А вы все творцы. Разницу чувствуешь? И что получается? Крест. С четырьмя сторонами. Огонь – бог. Земля – природа. Человек – воздух. Процесс творения – вода.
Дебилы, демоны чертовы – вон из моего мозга! Запутали. И музыка цирковая заиграла. Я выхожу на сцену. Во фраке. В штанах красных, с дирижерской палочкой. А на сцене джазовый оркестр. Три саксофониста. Трубач. Тромбонист. Контрабасист. Ударник. Пианист. Я взмахиваю палочкой, и музыка прекращается. Поехали. И зачем я нужен? Они без меня прекрасно справляются. Какая изумительная какофония! Всегда мечтал иметь отношение к такому удивительному безобразию. Что это? Телепатический джаз говорят. Божественно. Все вроде бы играют невпопад. Вразнобой. Но если вслушаться удивительная гармония есть в этой музыке. И понимаю, что есть еще женщина негритянка, которая находится за тысячи километров отсюда, возможно даже в Нью-Йорке, которая, улавливает эту музыку, слышит ее. И поет под нее. Божественно. Какой голос. Какое лицо, какая кожа, какая фигура. Влюбился. Как Вас зовут девушка – Донна Саммер. Она их ведет. Они – аккомпанируют ей. Удивительно. Слушал бы ее и слушал. Нет. Это я всех веду. Они меня слушают. Я – проводник Абсолюта, который через меня проявляет эту музыку. И который и есть единственный её автор. Как, впрочем, и всего остального.
Проснулся. Рот открыт. Горло все забито сухими комками. Иду в ванную, поласкаю рот, мою лицо теплой водой. Ну и ночка, что сегодня полнолуние, что ли? Сны снятся странные, страшные порой. А вообще. Что такое сон? И чем сон отличается от реальности? И можно ли во сне, например, с девушками небесной красоты знакомиться? Жениться на них? Трахать? Или, например, найти во сне огромный чемодан, набитый стодолларовыми купюрами и перенести их сюда, в явь? Круто бы было. В огромный чемодан, наверное, миллион долларов поместится. Или нет, лучше чемодан, набитый под завязку купюрами по пятьсот евро. Так больше. Во сне бредовые мысли. И здесь, тоже не менее бредовые. Всё, не усну больше. Пять утра. А спать надо. Завтра, ведь, ну самое позднее, в девять надо вставать. Потому что решили мы все в «Сандуны» сходить. Но «мы» ведь все богатые. А ты последние две тысячи пропьешь и дальше, где бабок возьмешь? Ну ладно. Займу где-нибудь. Ну, может, у мамы с папой. О, или у Пашки. Он олигарх. Не зря же он сегодня мне со своим братом Петей снится. Аргентина ещё эта. Аргентина мне точно взаймы не даст. Там, по-моему, постоянный государственный дефолт. Или это у Бразилии? Не помню. На улице безлюдно. Это понятно. Кто второго января в пять утра будет по улицам ходить? Не могу думать, устал. Вчера перепили. До сих пор не могу отойти. Настя моя еще скандал устроила. Не пей на посошок! А я все равно выпил с Сержем мартини из бутылки. Она уехала. Ну и бог с ней. Надоела. Так. Спать. Я, по-моему, под альбом группы Can «Tago Mago» очень хорошо засыпаю. Редко, когда до середины второй стороны дослушивал. Сразу в крепкий сон проваливался.