День Праха
Шрифт:
– Собираетесь работать в другом месте?
– Ни в коем случае! Ухожу на пенсию.
И доктор пустился в рассказ о двадцати годах каторжной работы в этом вонючем диспансере, с нищенской зарплатой, без всякой благодарности со стороны пациентов, местных жителей… Кипя негодованием, он одновременно бережно укладывал в чемодан свои пожитки.
– Пора уступить место молодым! – мрачно заключил он.
Зал, где они находились, также выглядел своеобразно. Носилки, сваленные в кучу, саквояжи, переполненные заржавленными
Но самым странным было здесь множество тропических растений в горшках, стоявших вдоль стены и подогреваемых старенькими лампочками на прищепках и алюминиевыми рефлекторами… Этим и объяснялась удушливая жара в зале – благодаря ей он не так походил на ледяные морги.
– Я не понял, кто вы по специальности – судебно-медицинский эксперт или педиатр?
– Ни то ни другое. Я врач-терапевт. Но местные жители приводили ко мне своих ребятишек, а у меня где-то завалялся старый медицинский диплом, позволявший практиковать. Самуэлем я согласился заняться только в качестве дружеской услуги.
Теперь Ньеману стало ясно, почему заключение врача выглядело халтурой. Все это было очень подозрительно. Беглое описание трупа, вскрытие, сделанное непрофессионалом: интересно, какова его роль во всем этом бардаке?
– Я внимательно прочел ваш отчет, – сказал он (что было неправдой – он только бегло проглядел его в машине). – Вы как-то невнятно сформулировали там причину смерти.
– Почему это – невнятно? – И Циммерман возмущенно вскочил. – При всем том, что ему свалилось на голову, тело превратилось в кашу. Конечно, я не смог точно указать истинную причину смерти, но там их было хоть отбавляй…
И тут Ньеман задал вопрос, который должен был вконец распалить доктора:
– Вы, кажется, упомянули в отчете о камне во рту убитого?
– Да, именно так.
– И сделали вывод, что это фрагмент потолочного покрытия?
– А что же еще?!
– Я видел фотографию уже очищенного тела. На его лице было лишь несколько синяков. Чем вы объясните, что кости черепа не разбиты?
Врач пожал плечами. Он снова присел над чемоданом, складывая в него тома «Плеяды».
– Я медик, а не специалист по физике масс, – буркнул он. – Скорее всего, рухнувшие обломки свода не попали в нишу, где стоял погибший, и таким образом пощадили его лицо.
– В таком случае почему же у него во рту оказался камень?
Циммерман поднял глаза, взгляд у него был довольно мрачный. Нетрудно было угадать, что он сейчас думает: «Еще один коп, вообразивший себя врачом!»
– Понятия не имею, – пренебрежительно ответил он. – Наверно, осколок, отлетевший от большого камня при падении.
– Возможно, но тогда почему не были повреждены десны и зубы? Ведь в вашем отчете написано, что рот остался нетронутым.
– И это правда. – Врач встал и закурил новую сигарету. – Ну а вы сами что об этом думаете? – спросил он наконец с наигранным интересом.
– Думаю, что сначала Самуэля могли убить и только потом вложили ему в рот камень, перед тем как вызвать обрушение свода, чтобы изобразить несчастный случай.
Циммерман резко выдохнул дым и закашлялся.
– В таком случае почему именно камень? Ведь это свидетельствует об умышленном убийстве, разве нет?
– Может, какое-то послание, предупреждение.
Врач ухмыльнулся. Ответ Ньемана не объяснял этого противоречия. Зачем скрывать убийство и одновременно подписываться под ним?!
– А этот камень – вы куда его дели?
– Как – куда? Выбросил, и все! – ответил тот с искренним удивлением.
Ньеман метнул взгляд на Деснос, которая стоически потела в своей парке, держась поодаль.
– То есть вы уничтожили такое важное вещественное доказательство?
– Тело было завалено обломками песчаника. Его отмыли, а их выбросили. Потом мы с моим помощником нашли еще один и тоже выбросили, вот и все. В этом камне не было ничего особенного.
– Ну, это должны были решить полицейские эксперты.
– О чем вы говорите?!
Но майор проигнорировал вопрос и продолжал:
– Вы не заметили на этом куске песчаника следов живописи? Он не мог быть фрагментом фрески?
– Нет. Это был пыльный камешек сантиметров пяти в длину, не больше…
Ньеман сделал короткую, но многозначительную паузу. Этот тип явно врал, но иди пойми, с какой целью!
– Мне сообщили, что Посланники Господа в конечном счете разрешили вскрытие лишь потому, что вы такое уже практиковали.
– В самом деле?
Эта история явно действовала врачу на нервы, и он уже этого не скрывал. Схватив лейку, он начал обрызгивать растения, уделяя каждому по нескольку струек. Сейчас он, в своем подпоясанном халате, с сигаретой в зубах, походил на разоренного аристократа с застарелыми маниакальными привычками.
– Вы с ними знаетесь, не так ли? – настаивал Ньеман.
– Иногда они приводили ко мне своих детишек. Этот диспансер соответствует их критериям.
– То есть?
– Он бесплатный. Сердечное рукопожатие – и можно уходить, получив предписание.
– По поводу каких болезней они с вами консультировались?
– Да по всяким. Бронхиты, ангины… Обычно они справлялись с этим самостоятельно, с помощью отваров из своих растений или еще бог знает чего, но иногда их кустарные снадобья не оказывали желаемого эффекта…
– Вам приходилось когда-нибудь бывать в Диоцезе?
– Пару раз случалось. Для осмотра младенцев.
– И как это происходило?
– Очень странно. Они заводили меня в какой-то огромный пустой амбар. И мать не выпускала младенца из рук даже во время осмотра.