День Праха
Шрифт:
Ивана медленно приходила в себя среди ночного спокойствия палатки, нарушаемого лишь храпом, вздохами и шорохом одеял… Но остатки ее сонного кошмара не исчезли: шепоты все еще звучали.
Ивана яростно поскребла голову, словно пыталась изгнать последние обрывки сна… Тщетно: шепоты не затихали. И звучали они не в ее воображении, а доносились снаружи. Приподнявшись, она стала вслушиваться. Плотная ткань палатки приглушала голоса. Ивана только и смогла различить, что двое мужчин – ибо это были мужчины – говорили по-немецки. Притом на старонемецком, малопонятном языке, который предпочитали анабаптисты.
Сосредоточившись, Ивана уловила обрывки разговора:
– Зверь там…
– Нет еще.
– Ты же знаешь… его возвращение…
Ветер уносил части фраз. Ивана ничего не понимала. Но уловила главное: «Зверь…» Как в ее сне.
Выждав несколько минут, она решилась выйти. Снаружи ее встретил только холод, и ночные звуки, словно застывшие в этом холоде, звонко отдавались у нее в голове.
Она крадучись обогнула палатку и взглянула на заднюю стенку (на то место, откуда до нее донеслись шепотки людей, обсуждавших свою тайну). Никого. Насколько ей помнилось, в их голосах явственно звучал страх…
Das Biest… О ком же они говорили? О библейском звере? [30] О каком-то старинном поверье? Или… об убийце Самуэля?
Внезапно Ивана обернулась: ей почудилось чье-то присутствие у себя за спиной. Но тщетно она всматривалась в темноту – там никого не было. И тогда, словно по велению какой-то неведомой силы, она встала на одно колено и приложила ладонь к земле.
Зверь был там, в недрах.
Ивана поднялась, растерла плечи и свирепо потрясла головой.
30
Самое знаменитое из новозаветных пророчеств – Откровение Иоанна Богослова (Откр. 13: 1, 2, 11–13, 16–18) – об апокалиптическом звере с семью головами, антихристе, который явится в конце человеческой истории, объединит под своей властью все земные государства и сделает все для того, чтобы люди окончательно забыли о Христе.
Что ж это такое – она провела здесь всего-то три дня и уже наполовину свихнулась!
Девушка скользнула ко входу в палатку, как вдруг ее внимание привлекла странная процессия. Через лагерь двигалась вереница женщин, одетых точно так же, как днем на винограднике, – в черные платьях, фартуках и белых чепцах. Они несли в руках стопки такой же одежды – выстиранной и выглаженной для завтрашней работы. Все они направлялись к санитарным блокам, чтобы оставить ее в большом плетеном коробе с крышкой, специально предусмотренном для этой цели.
Ивана прошла в палатку и еще несколько минут понаблюдала за ними в щель полога. Эти ночные посетительницы лагеря не просто доставляли сюда одежду – они символизировали особое восприятие мира, чистоту нового дня, красоту предстоящего труда.
Невинные существа, воодушевляемые только идеей Добра.
Но вправду ли невинные?
Какой-то внутренний голос шепнул Иване: «Да услышит тебя Господь…»
15
Ньеман не пошел ужинать. И почувствовал от этого тайное легкое удовлетворение. Каждая пропущенная трапеза, каждая скромная победа в области диеты преисполняла его какой-то дурацкой гордостью. С возрастом он начал полнеть и расценивал это как личное оскорбление. Ему ужасно хотелось подражать садху [31] , которые довольствовались чашкой риса раз в день. Эдакий стоик, отвергающий искушение жратвой. Увы, к сожалению…
31
Садху – индийские святые, религиозные аскеты или йоги, отрекшиеся от всего мирского ради бесконечной медитации и познания Бога.
Зазвонил мобильник, это была Деснос:
– Мы ждем вас внизу.
Ага, значит, она собрала свою
На церемонии открытия OCCS [33] префект ему сказал: «Счастливчик, вы теперь сможете путешествовать по всей Франции!» И вот пожалуйста: единственное путешествие, какое сейчас выпало на его долю, – это посещение местного морга. Гастрономические утехи ограничивались сэндвичами, съеденными наспех в машине. А что касается очарования провинциальных городков, то оно заключалось в гнусных гостиничных номерах и трупах, обнаруженных в какой-нибудь канаве.
32
Жуи – местечко под Версалем, где в 1760 г. была основана первая европейская мануфактура набивных тканей с изысканным рисунком.
33
OCCS – Единый кризисный центр, осуществляющий надлежащий прием пострадавших, медицинское лечение, оказание психологической поддержки, юридическую помощь и содействие в реабилитации.
Честно говоря, Ньемана это вполне устраивало: его интересовали только Зло и Смерть. Остальное он предоставлял обычным людям, предпочитавшим жизнь и старавшимся забыть о смерти. То есть тем, кого он защищал, хотя в реальности плохо переносил их общество.
В ресторанном зале его ожидали несколько жандармов. Молодчики, выряженные в стеганые куртки цвета морской волны, стояли посреди зала с пожухшими стенами, освещенного маленькими лампочками под восково-желтыми абажурами и увешанного мушкетами семнадцатого века…
Стефани представила ему каждого из этих служивых, но их имена звучали так затейливо, что запомнить их все равно было невозможно.
Двое из них явно принадлежали к высшей весовой категории. Двое других то ли недавно закончили свое обучение, то ли недавно его начали. Еще один выглядел готовым пенсионером. И только шестой показался ему годным к службе – усатый служака лет сорока, стандартных габаритов.
– Садитесь, – скомандовал Ньеман так, словно выкрикнул «вольно!».
Жандармы скинули куртки и подтащили стулья к самому большому столу.
– Первым делом нам нужны эксперты, – объявил майор.
– Они приедут завтра утром.
– Прекрасно. Пускай обследуют каждый сантиметр часовни.
– Но…
– Но что?
– Вы же ее видели, как и я. Она была расчищена, осмотрена, и по ней ходили. Я не знаю, что еще там можно…
– Деснос, я тебе уже говорил: перестань давать ответы, прежде чем задать вопрос. Мне нужны отпечатки пальцев, образцы пород камня, слепки. То есть все, чем я смогу озадачить лабораторию в Страсбурге! Возможно, эти анализы что-нибудь и дадут.
Стефани сделала запись в блокноте. Жандармы исподтишка переглядывались.
– Второе: обследование ближнего пространства.
– Что значит «ближнего»? – спросил усатый жандарм.
– Часовни. Мы должны учитывать гипотезу, что этот «несчастный случай» на самом деле убийство, вызванное специально обрушенными подмостками.
Вытаращенные глаза, уставившиеся на него, ровно ничего ему не говорили: скептицизм явно был общим.
– Одно из двух: преступник либо кто-то из Посланников, либо посторонний – сезонник, местный житель… В любом случае ему пришлось добираться до часовни тем или иным способом – пешком, на велосипеде, в машине, на мотоцикле… Поручаю вам опросить здешних фермеров – тех, кто живет у дороги, тех, кто ездил по департаментскому шоссе в этом временном промежутке. Возможно, кто-то из них что-нибудь видел.