День пришельца (сборник)
Шрифт:
– Может, не надо?
– Надо!
– Разобьёшься, кто собирать тебя будет?
– А ты на что?
– Ну, разве что я…
До сих пор рассудительная речь мальчишки производила на меня благоприятное впечатление, и я почти уверился, что он обычный нормальный паренёк, но последняя фраза расставила всё по местам.
– Тогда поехали?! – фальцетом выкрикнул старик.
– Поехали… – сомневающимся эхом отозвался бас мальчишки.
– На косогор?!
– На косогор…
Они начали взбираться по дороге на косогор. Дед вёл велосипед,
– Полетит! – запальчиво выкрикивал старик, потрясая реденькой бородой.
– Не полетит… – рассудительно возражал мальчишка, но я уже знал цену его рассудительности.
Пока я наблюдал за душевнобольными «воздухоплавателями», к столбу со звёздными указателями подошёл Барбос и принялся совершать дежурную процедуру. Я схватил фотоаппарат и пару раз щёлкнул. Барбос сделал своё дело и гордо, с чувством честно выполненного долга, пошёл восвояси.
– Привет, Барбос, – сказал я.
Пёс остановился и посмотрел на меня четырьмя глазами. Рыжая грудь у него была широкая, передние лапы раскорячены, как у бульдога. Я попробовал в густой шерсти под грудью разглядеть спрятанную пятую лапу, но не смог. Быть может, пятая лапа не передняя, а задняя? Гм… Барбос хоть и двухголовый, но всё-таки пёс, и то, что было у него между задними лапами, к пятой лапе не имело никакого отношения.
Чёрная голова заворчала, белая лениво тявкнула, словно Барбос спрашивал, зачем я его остановил. Вспомнив, что говорила Кузьминична о пятой лапе, я не стал ею интересоваться.
– Никак не могу понять, – сказал я Барбосу, – какая из голов у тебя Бар, а какая Бос?
Головы недоумённо посмотрели друг на друга и пренебрежительно прыснули. Умная псина, понимает… И тогда я решил позлить его.
– Попробуем рассуждать логически, – сказал я. – Слово Барбос пишется слева направо. Значит, левая – Бар, а правая – Бос. То есть, чёрная голова – первый слог, а белая – второй. Выходит, чёрная голова у тебя старшая.
Белая голова возмущённо тявкнула, зато чёрная удовлетворённо заворчала.
– Вот и разобрались, – сказал я.
Но это я думал, что разобрались, на самом деле получилось по-другому. Внёс я сумятицу в собачьи души, объединённые в одном теле. Белая голова обижено взвизгнула, чёрная рыкнула на неё, на что белая зашлась возмущённым лаем и укусила чёрную за ухо. Чёрная не осталась в долгу, куснула белую за шею, и через мгновение пёс уже вертелся на месте, с рычанием и визгом кусая сам себя за что ни попадя.
– Ты что это, женишок, вытворяешь?! – услышал я из-за спины, вздрогнул от неожиданности и обернулся.
Сзади, облокотившись о штакетник, стояла Лия и зелёными глазами недобро смотрела на меня.
– Ничего особенного, – пожал я плечами. – Помог Барбосу разобраться, какая из голов у него старшая.
– Барбос! – прикрикнула Лия. – Прекрати немедленно!
Барбос замер, повернул к Лие головы.
– Он прочитал твоё имя слева направо, и получилось, что чёрная голова – первый слог, а белая – второй? – спросила она.
Головы рыкнули. Одна возмущённо, другая удовлетворённо.
– Повернись ко мне спиной! – приказала Лия.
Барбос нехотя развернулся.
– А теперь, глядя сзади, получается, что белая голова Бар, а чёрная – Бос, – подвела итог Лия.
Рычание голов стало недоумённым. Затем белая голова радостно взвизгнула и лизнула чёрную в нос. Чёрная голова недовольно заворчала, но тоже лизнула белую.
– Меньше слушай всяких пришлых! – посоветовала Лия.
Две пары собачьих глаз посмотрели на меня, и Барбос негодующе рыкнул обеими глотками. Затем подошёл ближе, развернулся, задними лапами побросал в меня комья земли и с чувством полного презрения к моей персоне потрусил своей дорогой.
– Получил, женишок? – язвительно заметила Лия. – В следующий раз наука будет.
– Что ты, Лиечка, я не хотел ничего плохого! – соврал я и состроил искреннюю мину.
– Так я тебе и поверила! – фыркнула она. – Эксперименты проводишь. И кто только догадался пригласить на праздник уфолога?
То, что она знала о моей профессии, кое о чём говорило, но я не стал интересоваться, откуда ей это известно, предчувствуя, что ответа не получу. Наоборот, решил подыграть и частично сознаться.
– Какой же это эксперимент? – недоумённо развёл руками. – Такой себе небольшой психологический тест…
– Будешь продолжать в том же духе, – предупредила Лия, – и на тебе психологический тест поставят. Сюда приезжают отдыхать, а не экспериментировать.
Обещание было твёрдым, и я в него поверил. Но ломиться напролом, выспрашивая, кто и зачем будет проводить на мне эксперименты, не стал. Интуиция подсказывала, что прямыми вопросами ничего не добиться.
– Уже, – сказал я.
– Что – уже? – не поняла Лия.
– На мне уже провели психологический тест, – повёл я головой в сторону беседки, где Дормидонт Александрович с Александрой Дормидонтовной продолжали гонять чаи.
Лия саркастически скривила губы.
– Разве это психологический тест? Это даже не цветочки, после которых ягодки, – вкрадчиво заверила она, и её многообещающий тон мне категорически не понравился.
– Больше не буду, – клятвенно соврал я и перевёл разговор на другую тему: – Лиечка, а это правда, что здесь собираются размещать аттракционы?
Лия посмотрела на меня внимательным взглядом. Большие зелёные глаза потемнели, и мне показалось, что она не только видит меня насквозь, но и читает мысли. Как назло, в этот момент подумалось, какого вкуса у неё окажутся губы, если я её поцелую? Ничего глупее в голову прийти не могло, и если бы я умел краснеть, то непременно стал бы пунцовым.
– Аттракционы… – загадочно усмехнулась Лия и отвела взгляд. – По-моему, тебя сейчас вовсе не аттракционы интересуют…
Покраснеть я не покраснел, но по спине пробежал холодок. Неужели на самом деле умеет читать мысли?!