День пришельца (сборник)
Шрифт:
Кузьминична, по своему обыкновению, с нами не обедала, сидела напротив, подперев ладонью щеку, переводила умильный взгляд с одного на другого и улыбалась. Наверное, вспоминала свою молодость семисотлетней давности.
Когда мы перешли к клюквенному морсу, Кузьминична наконец сказала:
– Ходили мы с Дурдычихой сегодня поутру в лес по грибы. Грибов видимо-невидимо, а черники ещё больше уродилось… – Она с хитрецой посмотрела на нас. – Жаль, лукошко всего одно с собой прихватили, некуда ягоду было собирать. А то бы вечером пирогов с черникой напекла…
Намёк
– Спасибо, Кузьминична, было очень вкусно, – поблагодарила Лия за обед. – Я бы с дорогой душой сходила по ягоды, но надо найти Ля-Ля.
– Вот и я о том же говорю, – поддакнула Кузьминична. – Как кузовок черники в Аюшкином логу наберёшь, тут-то Ля-Ля и объявится.
Лия ничуть не удивилась зависимости появления Ля-Ля от степени наполнения кузовка черникой. Удивилась другому.
– В Аюшкином логу? – недоумённо переспросила она, посмотрела на меня и непонятно почему снова покраснела.
– В Аюшкином, – подтвердила Кузьминична. – Там черничник большой и ягода самая крупная, самая сладкая.
Лия недоверчиво покрутила головой:
– А Ля-Ля чего туда занесло?
– Неисповедимы пути слепой телепортации, – ответила Кузьминична, и у меня отвисла челюсть. Вот те и деревенская бабка! То всё талдычила: «Сергий свет Владимирович, Сергий свет Владимирович…» – и вдруг на тебе: – телепортация!
– А чтоб одной в лесу не страшно было, я тебе сопровождающего дам, – сказала Кузьминична и выразительно посмотрела на меня.
У меня перехватило дух.
– Дык, я… Енто… Мы завсегда… Мы робяты таки…
Уж и не знаю, откуда во мне деревенская старорежимность речи проклюнулась. От квартирной хозяйки заразился, что ли? Если ей можно современными словечками, вроде «телепортации» бросаться, то чем я хуже?
Лия скептически оглянула меня:
– Ещё неизвестно, кто при ком будет сопровождающим. Как бы ему самому в лесу страшно не стало.
Глава шестая
К лесу мы прошли по тропинке через огород Кузьминичны. Более аккуратных грядок мне видеть не доводилось, однако, не будучи специалистом по огородным культурам, ничего необычного в растениях я не обнаружил и, как ни вглядывался, ни кустов растительного мяса, ни бздыни, ни растущего из земли мифического сметанного вымени так и не увидел. Быть может, урожай трансгенных растений уже собрали, и он теперь лежал в закромах? Преддверие осени, как-никак, и большие участки огорода зияли идеально ровными проплешинами чисто убранной, тщательно перекопанной земли.
Сразу за огородом протекала мелкая и узкая, метра три-четыре шириной, речушка, не обозначенная на карте. Она выходила из леса, текла вдоль огородов и, не доходя до древней избы Хробака, снова поворачивала в лес. У куста калины, рдевшегося налитыми гроздьями ягод, через ручей был переброшен утлый деревянный мосток, по которому мы, распугивая лягушек, по очереди осторожно перешли на другой берег и углубились в лес.
Если у дороги на
– Далеко до Аюшкиного лога? – спросил я.
Лия, строго соблюдавшая дистанцию между нами, неопределённо повела плечами:
– Когда как. Когда минут пятнадцать идти, когда полчаса. А если леший водить начнёт, то и заблудиться недолго.
Я помолчал. Либо шутки у Лии такие, либо… В конце концов, если в деревне есть домовики и огородники, то почему в лесу не быть лешему? Хотя в таком редком лесу в наличие лешего верилось с трудом. Леший не огородник, сухостой и валежник убирать не станет. Впрочем, неопределённости пути к Аюшкиному логу было и рациональное объяснение – близость Кашимского аномального треугольника, в котором не раз отмечались сдвиги во времени.
– Никак не пойму, – сказал я, – ты родом из Бубякина или я ошибаюсь?
– С чего ты взял, что я отсюда родом? – удивилась Лия.
– Ты всё здесь знаешь, будто родилась в деревне, и в то же время остановилась в гостинице. Прямых родственников не осталось?
– Я родилась не в Бубякине. Просто часто приходится здесь бывать, вот и знаю многое.
– Тогда и о Кашимском аномальном треугольнике имеешь представление… – задумчиво протянул я.
– Имею.
– И что ты о нём думаешь?
– А чего о нём думать? Я знаю, что это такое.
– Да? – опешил я, застыв на месте, будто уткнувшись в стену.
– Да, – Лия тоже остановилась и усмехнулась: – Рот закрой, а то вид очень глупый.
Я захлопнул рот, переступил с ноги на ногу и уронил пустой кузовок. Кузовок ударился о ногу и откатился к Лие.
– Хорошо, что пустой, – сказала она, нагибаясь за ним.
– Что ты сказала? – переспросил я.
– Говорю, хорошо, что черники в кузовке нет. Плакали бы тогда пироги Кузьминичны.
– Да нет, что ты сказала о Кашимском аномальном треугольнике? – досадливо поморщился я, приходя в себя.
– Что-то ты чересчур впечатлительный, – усмехнулась она и бросила мне кузовок: – Держи.
Я машинально поймал кузовок, продолжая смотреть на Лию требовательным взглядом.
– Тебе как, по-научному объяснить или по-простому? – поинтересовалась Лия, и в её голосе прозвучали те же интонации, что и у Ля-Ля, когда она спрашивала, правду ли ей сказать или соврать. Два сапога пара…
Я корректно промолчал. Что Лия может объяснить по-научному, если в миру ведёт жизнь бомжихи? Это здесь она вот такая – в фирменных джинсах, кроссовках да перчатках по локоть, которые впору разве что к вечернему платью.
Кажется, Лия уловила мои мысли, и в её глазах заискрились смешинки.
– Ах, да, ты ведь у нас уфолог, – саркастически заметила она. – Диссертацию пишешь…
Я снова промолчал. Если птеродактиль Ксенофонт знал о диссертации, то Лие, как говорится, сам бог велел.