День рождения Буржуя - 2
Шрифт:
– Ты что, Верунь, хочешь от меня отказаться?
– Ну какой же ты глупый все-таки!
– она укоризненно покачала головой.
– Я хочу?! Да моя жизнь началась в тот день, когда ты вошел в ту проклятую квартиру, помнишь?
– Она на минуту задумалась, то ли припоминая прошлое, то ли просто пытаясь получше сформулировать то, что чувствует.
– Я просто не знаю, имею ли я право на все, что имею. И на тебя. А ты... Ты очень многое делаешь из чувства долга, которое сам придумываешь. И не спорь: я точно знаю.
Буржуй
– Вер, ты что несешь? Со стороны себя послушай...
– То и несу... На мертвого брата я точно имела право, а вот на живого - не знаю. Глупо, да?
– Глупо. И неправда.
– Он долго вылавливал окурок, потерявшийся в пене, нашел его и с отвращением стряхнул прямо на пол размокшую табачную кашицу.
– Знаешь, я очень много думал, пока колесил по свету. Я почти не спал, поэтому мог думать. Очень много думать - и днем, и ночью. Говорят - родных не выбирают. А я смог выбрать. Выбрать, иметь родных или остаться одиночкой. И я выбрал то, что выбрал - вас, тебя... Поэтому я счастливее других. Больше всех, по-моему, любишь тех, кого выбрал сам... Вот и мы - выбрали друг друга, поэтому и людей роднее, чем мы друг другу, не бывает.
Вера пристально посмотрела ему в глаза. Как для всякой женщины, для нее были важны не столько аргументы и логические построения, сколько чувства, которые выражает в споре человек. Видимо, в глазах у Буржуя она нашла то, что искала.
– Ты правда так думаешь?
– спросила она на всякий случай.
– Я вообще об этом не думаю.
– Буржуй решительно шлепнул ладонью по краю ванны - как припечатал.
– Для меня это так, и все тут. Ясно?
– Ясно, братишка, - Вера, улыбаясь, поднялась.
– Вылазь, вода уже остыла.
Буржуй прислушался к себе и сказал удивленно:
– Слушай, а я голодный.
– Тем более выплывай. Неужели ты думаешь, я не смогу накормить родного брата?
– Вы уж простите, Анатолий Анатольевич. Глупо, конечно, получилось, - винился расстроенный Борихин.
Борисыч с Василием устали невероятно, пока дотащили до зала тяжеленное тело Толстого. А тут еще от Гиви досталось: почему, мол, не вызвали его на проходную, как умные люди, зачем по окнам лазили? Покойники - так и вели бы себя прилично!
Но все потихоньку уладилось. Толстый быстро пришел в чувство. Вот только говорить пока не мог. Он сидел на скамейке, тяжело дышал, и по глазам его было видно - он понимает объяснения и извинения Борихина, но вот послать его подальше еще не может. Хотя и явно хочет.
Гиви в ожидании перемен в состоянии клиента завел очередную байку о нравах спортсменов и элитных посетителей клуба.
– Ты даешь, Борисыч, - с натугой выдавил из себя Толстый на самой середине длинного рассказа.
– А ну как я бы лапти отбросил?
– Я же объяснял, - обрадовался Борихин благополучному возвращению у босса дара речи, - мы не хотели. Мы специально искали именно вас. Вы же видите - завертелось. Определенно завертелось. Нужно согласовать план действий. У вас ничего нового не произошло?
– Погоди, Борисыч, дай дух перевести, - заявил Толстый.
– Будет и тебе новое, не переживай.
К месту или не к месту, но Гиви вспомнил о просьбе Бориса привести к нему Борихина и передал приглашение сыщику. Тот вдруг взъерепенился и идти отказался наотрез. Не хожу, мол, к старым уголовникам.
– Ладно, - из-за такого кощунственного отношения к кумиру в речи Гиви даже акцент прорезался.
– Я вас прыгласил, слово сдэржал, а нэ хотите дэло ваше. Борис - он вэдь дважды в гости нэ зовет. Мэжду прочим, слова мнэ сказал. Пока, говорит, за Володю Коваленко нэ отомщу, нэ смогу умэрэть спокойно.
– Мне что - прослезиться по этому поводу?
– отрезал Борихин.
Разобиженный Гиви замолчал и только посверкивал в сторону сыщика злыми глазами. Конфликтную ситуацию решил разрядить Толстый, который к тому времени успел перевести дух.
– Ладно, успокойтесь. Сейчас я вас помирю. Только без нервов, проговорил он, явно предвкушая эффект, который последует за его сообщением.
– В общем, Буржуй живой...
Все трое вскинули на него глаза, не понимая, как расценивать сказанное. То ли это глупая шутка и следует вежливо посмеяться, то ли у Толстого от шока крыша окончательно сдвинулась и нужно вызывать санитаров.
– Чего смотрите?
– Толстый был очень доволен произведенным впечатлением.
– Я же предупреждал - без нервов. А тебе, Борихин, это за унитаз ответка!
– и он удовлетворенно потер руки.
Через пять минут Толстый ходил кругами вокруг Борихина и пытался заглянуть ему в глаза. Тот сидел, смолил, несмотря на запрет, сигарету и уводил взгляд.
– Да я-то тут при чем, Борисыч?
– ныл Толстый.
– Вечно я за других отдуваюсь! Мне уже надоело даже!
– Вы меня за мальчишку, сосунка держите!
– вдруг заорал молчавший до того сыщик.
– Я год комплексую, что не могу следствие с места сдвинуть, зарплату черт знаете за что получаю, ночами не сплю, а это, оказывается, просто так, игрушки.
– Ну почему игрушки? Буржуй думал - так ловчее получится. Вы с одной стороны, он - по своему... Но Борисыч объяснений не принимал.
– Да идите вы со своим Буржуем! Я из-за вас службу бросил. Службу, ясно?! Я бы уже вон - майором был! Не одно дело бы раскрыл! А они, оказывается, в сыщиков-разбойников играются, придурки великовозрастные.
– Игорь Борисович...
– попытался вставить хоть слово Толстый.
– Что - Игорь Борисович?! Ну что?!
– продолжал бушевать Борихин. Буржуй жив, Кудла в городе, я об этом понятия не имею. Назад пойду! Проситься, унижаться. С понижением пойду! Простым опером! Ничего, ребята меня помнят, простят...