День счастья — завтра
Шрифт:
Через какое-то время сил говорить уже не было. Мы пили виски. Молча. Не чокаясь, как не чокаются на поминках. Захотелось к Роме. Я включила телефон.
Когда он зазвонил, это было похоже на сигнал с другой планеты.
Стас. Я ответила.
Я все должна объяснить этому мальчику. Пусть снимает свои фильмы. И репортажи. И влюбляется в костюмерш. И в помощниц режиссера.
Пусть держится от нас подальше. То, что мы творим, творчеством не называется.
Мне казалось это таким понятным, что после «алле» я ограничилась одним ответом:
— Найди
Он словно не расслышал.
— А я сейчас в милиции. Делаю репортаж. А ты где?
Интересно, он не в той милиции, где наш Антон?
— В «Паризьене», — ответила я машинально.
— Я соскучился.
— Забудь меня. Прошу тебя! — Он начал сильно меня раздражать. — Не звони мне больше! Понимаешь? Все кончено!
Я швырнула на стол телефон. Покачала головой. Мне только Стаса с его любовью сейчас не хватало.
Ресторан закрылся. Нам, как постоянным клиентам, оставили двух официантов, а остальной персонал разошелся по домам.
Мы выпили столько виски, что все планы, которые мы строили, казались нам реальными и осуществимыми.
Мы решили, что я должна позвонить Пузику.
На «изумрудной» вечеринке он танцевал со мной и делал мне комплименты. Тем более что сейчас он остался один.
Мы были уверены, что он мне не откажет. Снежанна в порядке передачи опыта рассказывала, что любит Пузик и как произвести на него впечатление.
Анжела вспомнила историю про свою приятельницу Веру. Та устроилась секретаршей к председателю правления банка. Ей было точно известно, что он предпочитает блондинок. Она была брюнеткой. На собеседование она пришла в парике. Председатель правления влюбился в нее с первого взгляда. Она боялась снять парик целый месяц. Подруга дала ей совет, и она им воспользовалась. Однажды утром она пришла на работу совершенно лысая. Ее не выгнали. А потом все долго удивлялись, почему новые волосы стали расти каштанового цвета.
Было три часа ночи. Играл блюз.
Приехал Стас.
Он прошел мимо дремавших официантов и остановился в нескольких шагах от нашего стола.
— Стас! Какая бесцеремонность! — произнесла я заплетающимся языком.
— Ты выйдешь за меня замуж? — спросил он немного угрожаюше.
Ответом ему был истеричный смех Снежанны. Вслед за ней засмеялась Катя. Потом Анжела и я. Мы хохотали так весело, словно находились в цирке, а Стас был лучшим из клоунов.
Мы ничего не имели против того, что он приехал. Мы даже были ему рады. И, не переставая, радостно смеялись.
— Замуж, — говорил кто-нибудь из нас сквозь смех, вызывая этим магическим словом новые приступы хохота.
— А можно я выйду? — хохотала Катя.
— И я! — подхватила Снежанна.
— Мы все выйдем! Давай? — Анжела еле-еле выговаривала слова.
— Потянешь? — поинтересовалась Катя. Почти из-под стола.
— Мне кажется, потянет, — многозначительно сказала Снежанна, делая паузу для смеха между словами.
— А давайте прям сейчас, — хохотала Анжела, — поженимся! Пока мой не приехал!
— А
— По фотоаппарату! — Анжела сделала вид, что фотографирует меня.
Я манерно улыбнулась «в объектив».
Мы начали «щелкать» друг друга, принимая разные позы.
Я даже не заметила, когда Стас вышел.
Похмелье было тяжелым.
Хотя голова не болела.
Я выпила кока-колу, а потом кефир.
Я ходила по пустой квартире, и привычные вещи казались мне чужими и враждебными.
Иногда на отдыхе очень хочется домой.
У меня было такое же чувство.
Только я была не на отдыхе. А в каком-то кошмаре.
Тревога. Без лица, без тела. Без названия. Холодная и колючая.
Она жила не в голове, не в сознании. Прямо в сердце. Оно перестало стучать. Оно трепетало.
Его надо было достать, чтобы избавиться от тревоги. И выкинуть. Подальше.
Казалось, что другого способа нет.
Я попыталась рассуждать.
Чего я боюсь? Что может случиться?
Мозг послушно предложил вариант ответа: Артем. Вдруг с ним что-то случится?
От ужаса у меня отнялись кончики пальцев.
Телефонный разговор с сыном принес успокоение только на то время, что я слышала его голос.
Я взывала к своему разуму. Я пыталась объяснить себе, что это просто депрессия. Вызванная, в первую очередь, отказом от кокса. Волевым решением я перестала нюхать. Депрессия в таких случаях неизбежна.
Ничего не помогало. Страх за Артема был как наводнение. Он уничтожал все беспощадно, и с ним невозможно было бороться. Он не кончался. Мерзкий, липкий, холодный страх. Я чувствовала его запах. От него тошнило.
Мои мысли были как судороги: они приходили внезапно, скручивали мои мозги, причиняя почти физическую боль, и так же внезапно отступали. Чтобы через какое-то время вернуться вновь очередным приступом. Более сильным.
Анжела объяснила мое состояние ревностью.
Потому что она встретила Рому в ресторане с девушкой. Молоденькой, не особо симпатичной, но с отличной фигурой. Но ведь лицо в штаны не спрячешь!
Анжела сказала, что в моей жизни просто наступил переломный момент. Может быть, я взрослею таким образом. Или старею. Или замуж хочу. Или кокса. Это пройдет. Посоветовала мне сходить в церковь.
— Я ходила, — сказала я.
— Я где-то слышала, что надо объехать одиннадцать церквей и везде собирать святую воду. И везде ставить свечи.
— Да?
— А потом этой водой умываться и квартиру окропить, и вообще…
«И Артема», — подумала.
Я поехала на Рублево-Успенское. Там в каждой деревне по храму. Но оказалось, что они работают по расписанию. Как электрички. Я почти везде оказывалась перед закрытыми воротами.
Массивными, с завитками. Очень красивыми.
Вернулась в Москву. Елоховская, Ваганьковская, на Крылатских холмах, на Станкевича.