День святого Валентина (сборник)
Шрифт:
— Угу, сто раз, — огрызнулся парень.
Алла Борисовна его то ли не услышала, то ли предпочла сделать вид, но больше ничего не сказала и с гордо поднятой головой зашагала по коридору.
Карина посмотрела на свою ладонь, которую Рома продолжал крепко сжимать, и сказала:
— Можешь отпустить, никто больше на нас не смотрит.
Парень довольно грубо отбросил ее руку.
— Скажи спасибо, что я нас спас!
Она покосилась на него. Благодарить отчего-то совсем не хотелось.
— Ну, что молчишь, язык проглотила?
— А чего говорить-то? — не выдержала Карина. — Если хочешь правду, то вот она: не тыкал бы ты меня на уроке, ничего бы не произошло!
По-щенячьи невинные глаза недоуменно уставились на нее. Так он какое-то время смотрел, потом дружески шлепнул по плечу и заявил:
— Ха, смотрю, начинаешь соображать! — Рома подмигнул ей. — Это даже интересно… знаешь… — он обернулся и умолк.
Позади них стояла Галя. Девушка любимым жестом поправила стриженные под каре белые волосы и сложила руки в разноцветных браслетах на груди.
— Тебе чего? — недовольно осведомился Рома.
— С Кариной хочу посекретничать, — презрительно скривилась Галя, — надеюсь, ты не против, Ромчик?
— Мне-то что, — пожал плечами парень, — я вообще на урок пошел.
Галя кивнула ей.
— Давай за мной.
— А куда? — стараясь идти с ней рядом, спросила Карина.
— Сейчас все узнаешь.
От недоброго взгляда одноклассницы стало не по себе, а когда Галя подошла к двери самого худшего во всей школе туалета, сердце екнуло от страха. Она не раз видела, как другие девочки выходили отсюда со слезами на глазах. Люся однажды рассказывала, что хотела сходить туда с двойняшками, посмотреть на чужие разборки, но девчонки из одиннадцатого класса их не пустили.
Галя открыла дверь и пихнула Карину внутрь.
В туалете стоял густой дым, сквозь него едва виднелись очертания раковин. Карина закашлялась. В ее семье никто не курил.
— Привела? — послышался чей-то голос от дальней кабинки.
— Привела, — отозвалась провожатая, снова толкая ее в спину, только уже сильнее.
Из дыма, как привидение, появилась Света.
— Ну наконец-то, — проворчала она.
Галя посмотрела на часики.
— У нас три минуты, Светуль, давай поскорее, ты ведь знаешь, как химик орет, если опоздать!
Света прислонилась к раковине и вызывающе спросила:
— Ну, что скажешь, тихоня?!
— А что нужно сказать? — теребя нос, в котором нещадно щекотало от едкого дыма, спросила Карина.
— Слышала? — фыркнула Света, обращаясь к подруге. — Она не знает, что сказать!
Галя закивала и снова встревоженно посмотрела на часы.
— Давай, говори ей, что хотела, и пойдем, Эдуард Петрович и так нас с тобой не любит!
В носу продолжало щекотать все сильнее, пока Карина громко не чихнула.
— Чахоточная какая-то! — рассердилась Света, брезгливо передергиваясь.
Карина шмыгнула носом и чихнула еще раз, затем снова и снова, пока не закрыла лицо рукавом бадлона.
— Ты издеваешься? — повысила голос Света.
— Очень дымно.
— Света-а-а, — проныла Галя, — ну ты скажешь ей или как?!
— Не торопи, блин! — Света, словно часовой, прошлась от одной кабинки к другой и остановилась перед зеркалом.
— Хочешь, я скажу? — выпятила грудь Галя и, не дожидаясь ответа, повернулась к Карине и толкнула ее. — Эй ты, слушай сюда, — приказала она. — Еще раз увидим тебя возле Грачева, зубами плеваться будешь! Поняла?!
Карина прижалась к двери кабинки и смогла только кивнуть. Язык не слушался, а ноги с руками неожиданно стали тяжелыми-тяжелыми.
— Ты поняла? — переспросила Света.
— Да.
— Еще хоть раз вякнешь ему что-то, — прищурилась Света, — будешь плеваться зубами!
Прозвенел звонок на урок. Света торопливо вынула из сумочки какой-то маленький баллончик, пшикнула себе в рот, затем передала его подруге.
Они уже подошли к дверям, когда Галя обернулась и спросила:
— Знаешь, что будет, если пожалуешься кому-нибудь?
— То самое, про зубы? — тихо предположила Карина.
Подружки переглянулись, и Света удовлетворенно заключила:
— Она все поняла!
Дверь за одноклассницами закрылась, воцарилась тишина, нарушаемая лишь ударами капель из плохо закрытого крана.
Карина обессиленно присела на корточки. Тряслись руки, ноги стали значительно легче, но так ослабели, что не держали ее. От затылка к позвоночнику бежали мурашки, в кончик носа точно вонзились тоненькие иголки. Слезы скользкой пленкой плясали в глазах, готовые в любой миг сорваться с ресниц и обжечь щеки. Так обидно ей было последний раз, когда продавщица с рынка, куда она два раза в неделю ходила за косточками для Артемона, накричала на нее перед всеми покупателями. А все из-за случайно задетого мешочка с сахаром, который просыпался по ее вине. Она хотела отдать деньги за испорченный товар, но продавщица швырнула их ей в лицо. Тогда тоже трясло от обиды, и слезы казались неиссякаемыми. Больше на этот рынок она не ходила, ездила на другой — в двух остановках от дома. Но школа — это не какой-то рынок, в нее нельзя перестать ходить по собственному желанию…
Послышался чей-то голос, Карина быстро вытерла кулаками глаза, но подняться не успела, в туалет вошла учительница географии Татьяна Николаевна. На ее руке алела повязка «Дежурная». Эта худощавая женщина с крючковатым носом и длинными волосами, убранными в пучок, вела у них урок только однажды, когда замещала больную коллегу.
— Так-так, — произнесла она, размахивая перед собой рукой и шумно принюхиваясь.
— Здравствуйте, — выдавила из себя Карина.
— И кто же у нас тут курит! — проигнорировав ее приветствие, воскликнула учительница.
— Я не…
— Ну-ка, — Татьяна Николаевна больно взяла девочку за плечо и подняла на ноги. — Попалась, милочка! Теперь уж легким испугом не отделаешься, это я тебе гарантирую.
— Я не курила, правда! — выпалила Карина.
Учительница недоверчиво зацокала языком и насмешливо указала куда-то на пол.
Карина опустила глаза.
Из-под ее спортивного тапка виднелся кончик окурка.
— Это не мой!
— А вот об этом, моя хорошая, ты расскажешь директору школы, — выводя ее из туалета, сладко проворковала учительница. — А он ой как не любит курилок вроде тебя.