День твоего рождения
Шрифт:
Толик прижался к отцу покрепче, они шагали в ногу, и все было прекрасно вокруг, если бы Толик не разглядел Темкиного лица.
Увидев, как отец кивнул Толику и как Толик прижался к руке отца, он вдруг отвернулся.
Толику сделалось стыдно. Вот уже два раза подряд - вчера на пристани и сейчас - он забывал про Темку, думая лишь о себе. Получалось, он делал это нарочно, чтобы напомнить Темке, какой отец у него. Получалось, он намекал Темке: мол, что ни говори, а мой отец - мой, и ничей больше.
Отец тоже почувствовал Темкино настроение. Чтобы стать равным для обоих, он обхватил мальчишек за
– Ну-ка скажите, что вы слышите?
Толик прислушался. Было тихо-тихо, даже река внизу не плескалась.
– Птица поет, - ответил Темка.
– Правильно, - сказал отец, - пеночка.
Толик услышал далекое цвирканье и разозлился на себя: глухая тетеря!
– Стучит кто-то, - сказал Темка, начиная улыбаться.
– Дятел?
– Точно!
– кивнул отец.
И только теперь Толик услышал дальний сухой стук. Он напрягся, не желая уступать Темке, вслушался в звенящую тишину и вдруг услышал жужжание.
– Шмели, - сказал он растерянно.
И Темка с отцом снова повернулись к нему. Снова смотрели они на Толика, как на малыша, хваля его и радуясь его счастью.
– Шмели, - подтвердил отец.
– Шмели, - как эхо отозвался Темка.
Река освобождалась от тумана, словно в половодье ото льда. Они спустились к воде, срезали ивовые удилища, торопясь, насадили наживку.
Нет, определенно счастье улыбалось сегодня Толику! Он первым вытащил рыбку, и не беда, что попалась совсем малюсенькая, чуть больше спички, - ведь главное положить начало, главное первому увидеть затонувший поплавок, вздрогнуть от счастья и испуга, дернуть, торопясь, удилище и закричать на всю реку, так, что отзовется эхо:
– Пойма-а-ал!
Может быть, у рыб есть такое правило: маленькие клюют у маленьких рыбаков, те, что побольше - у тех, кто побольше, а самые большие тянутся к крючку взрослого рыбака, к серьезному человеку? Наверное, есть такое правило, потому что отец вытаскивал редко, но больших окуньков - с его ладонь, Темка почаще - ему попадались толстые пескари и сорожки. Толик же таскал каждую минуту мелкую и доверчивую щеклею. Так что наловили они порядочно. И когда поспела на костре уха, ели ее с писком за ушами. Еще бы, ведь нет ничего приятней, чем есть пищу, не только самим тобой приготовленную, но и добытую!
Но это было все-таки половиной дела. Они же сюда не только за ухой приехали. Главное - охота. Не простая, с фотоаппаратом.
Конечно, для настоящей фотоохоты нужен специальный аппарат, с длинным, почти в метр, объективом, чтобы издалека снимать всяких зверей. Ясно, с обыкновенной «Сменой» труднее будет подкрасться к осторожным птицам или лесным зверькам, но что ж - так еще интереснее!
За рыбацкую удачу первым поохотиться досталось Толику, и, пообедав, он отправился в лес.
Как удивительно в летнем лесу! На березовых листьях, словно капельки крови, - божьи коровки. Растопырит коровка крылья, задребезжит ими и сорвется в небо. Толик проводил жучка глазами, потерял из виду, перешагнул через муравьиный тракт. Присел улыбаясь. Бегут, бегут муравьишки, работают с утра до ночи, тащат травинки, соломинки, тащат дохлых жучков, торопятся, ничего на свете не замечают. И не ссорятся никогда. Ни разу в жизни не видел Толик, чтоб муравьи между собой не поладили, поссорились бы, подрались. Мирный народ муравьи!
Толик шагал по прозрачному, освещенному солнцем лесу, прислушивался к таинственным летучим шорохам, всматривался в ветви, отыскивая птиц, и вдруг благодарно подумал о Темке.
Все-таки раньше он не понимал ясно Темкиной любви к дельфинам, которых тот никогда и в глаза не видел, к кашалотам, хотя забавно, что кашалот протаранил судно. Темка говорил - ему кит понравился за прямой характер, за отчаянность, но дело было, конечно, не в этом.
Только сегодня понял Толик все по-настоящему. Сегодня, потому что сегодня он увидел жеребенка, который катался от радости на спине и мог радоваться не меньше, чем люди. Видел луг, усыпанный хрусталиками росы, а сейчас разглядывал муравьев и думал о божьих коровках.
Все живое оказалось близким и похожим на него, человека. И жеребенок, и божьи коровки, и муравьи жили, трудились, радовались - они были сродни ему. Толик думал теперь про животинок не как чужой, посторонний, а как старший их брат. И хвалил Темку: он давно был старшим братом дельфинов, кашалотов, цыплят - всего, что есть живое…
4
Толик присел. На ветке скакала птичка. Она попрыгала, приглядываясь к мальчишке, и юркнула за дерево. Он обошел ствол и опять - в который раз сегодня!
– счастливо засмеялся. Из маленького дупла торчал веселый птичий нос.
Толик спрятался в куст, поставил диафрагму и выдержку, навел стеклышко объектива на дупло и замер.
Птица наконец появилась в окошке, покрутила носиком, прежде чем слететь. Толик щелкнул, и птичка исчезла. Он хотел подняться и идти дальше, но, подумав, решил, что надо снять птичку еще раз - мало ли, вдруг с первого раз не получится.
Он сидел в зарослях, думая про маленькую работягу, которая, наверное, тысячу раз за день слетает в лес, пока накормит досыта своих птенцов, а потом, когда подрастут, учит летать - словом, ведет себя как настоящая мать, ничем не отличается от человеческой матери: так же любит своих ребят, заботится о них.
Думая о своем, Толик услышал чьи-то голоса. Он приподнялся из своей засады и увидел отца с Темкой. Они шагали по опушке леса не торопясь, о чем-то разговаривая, и Толик решил притаиться - выскочить неожиданно, когда они подойдут, а до этого, может, еще вернется птица, и он сумеет ее снять.
Но птичка не летела, а голоса приближались, и Толик услышал, как, продолжая разговор, отец сказал:
– …Не суди так строго!
– Не строго, - ответил ему, волнуясь, Темка.
– Я не строго, а по совести. Ведь это не стихийное бедствие.
Толик притаился, даже не думая о том, как нехорошо слушать чужие разговоры. Просто он не считал, что у Темки могут быть с отцом разговоры, секретные от него. А когда понял, что могут, было поздно.
– Все зависит от человека, - ответил отец.
– Если слабый, то стихийное. Он сам с собой ничего поделать не может.
– Но ведь должен он думать о других?
Толик понял, что они говорят про Темкиного отца.
– Пьяный человек не хозяин сам себе, - ответил отец и вздохнул.
– А трезвый - хозяин?
– спросил Темка резко.