День Венеры

Ахметов Спартак Фатыхович

Потом случилась неприятность, о которой даже думать неловко. Под нижней коленкой завелся жук-древесинник. Омерзительно черно-бурый, с раздутой головой, он терзал белое тело, прогрызая длинные прямоугольные ходы. Муравьи не могли справиться с ним, и Береза попросила березовку слетать за лекарем. Дятел обещал быть, но все задерживался в дальнем лесу, где многие деревья тоже болели.

Береза в ожидании дремала...

Ее разбудили острые резкие удары пониже первого разветвления. "Слава богу, прилетел, - подумала Береза, медленно просыпаясь.
–

Только чего колотиться без толку? Зараза совсем в другом месте..." Она зашумела под ветром и наклонилась. Дятла не было. Под ней стоял голый по пояс загорелый мужик. В здоровенной руке он держал топорик, каким рубят мясо. Мужик зверски скалил зубы и неловко лупил по стволу, каждый раз попадая в другое место. Во все стороны брызгала мелкая щепа.

– Ты что?!
– ужаснулась Береза.

Мужик прихлопнул комара, который жег жалом щеку, почесал стриженую голову. Ему было жарко - спина лоснилась от пота, мутные струйки, огибая брови, ползли по широким скулам. Достав из заднего кармана джинсов сигареты, закурил.

Только теперь Береза увидела, что ее рощицы нет. Все соседки - ивы и молодые березки - мертво лежали на земле. Вокруг торчали голые стволы-обрубки, страшно иссеченные на уровне груди мужика. Трава была усыпана ярко-белой щепой, словно кровью забрызгана.

– Помогите!
– закричала Береза.
– Муравьи, комарики, кусайте его! Ящерка-берестовка, беги за старой гадюкой. Птаха-березовка, зови ворон. Всех зовите - убийца в лесу!

Мужик не слышал. Отбросив сигарету, косыми торопливыми ударами врубился в податливый ствол. Морщась от боли в ладони, перекладывал топорик в другую руку и снова озлобленно рубил. Вздрагивали от ударов ветви, сыпались щепки. Мужик забежал с подветренной стороны, подпрыгнул и повис на ветках. Послышался треск, будто кости ломались. Береза кренилась все быстрее и вдруг рухнула, взметнув торфяную пыль.

Мужик облегченно вздохнул, засунул топорик за ремень. Стер с лица горький пот, впрягся в ствол Березы и поволок к дороге, где рубили ветки и вязали большие веники другие мужики и бабы...

– Да-а-а, - сказал Галин.
– Картинка, что и говорить, жутковатая.

– Так это когда было!

– Как видишь, память осталась. Ты же выступал за сохранение генетического фонда. С Багратом чуть не подрался... Или понятие генофонда на деревья не распространяется?

– Ерунду говоришь! Фауна и флора находятся под защитой. Никто не имеет права срубить дерево или погубить пичужку. Да это и в голову не придет. Вся Земля - заповедник!

– Не впадай в идеализм. И теперь находятся индивиды, которые рассуждают примерно так: "Проблема охраны природы? Хм... Есть такая проблема. Никто не говорит, что проблемы нет. Только у природы свои проблемы, а у нас свои".

– За подобные рассуждения человечество уже поплатилось. Пустыни, загаженные реки и озера, отравленный воздух... На своей шкуре испытали. Дураков больше нет!

– Вот как?
– язвительно спросил Галин.
– А ты?

–

Не понял...

– Ты Киана для чего породил? Сюда зачем прилетел?

– Венеру готовим для заселения. Что в этом плохого?

– А у "ос" спросил? Они же без углекислого газа погибнут в планетарном масштабе!

– Елки-палки!
– Ломов выпучил глаза.
– На самом деле... Но я же не знал...

– Теперь знаешь!

– Да-а-а... Венеру надо объявлять заповедником. Зря мы сюда летели.

– Почему зря? Генная память и алмазы - результат более чем утешительный. Работай и работай.

Ломов тупо молчал.

– Кстати, статус Киана надо пересматривать. Теперь он не разведчик, а полноправный житель Венеры. Высокая договаривающаяся сторона! Если, конечно, ты договоришься...

Ломов покопался в банках с соками. Чертыхнулся. Прошел к блоку контейнеров, достал канистру с водой. Выпил подряд два стакана. Галин рассеянно крошил лепешку. Вскользь заметил:

– Имей в виду, я на стороне Киана.

– Ладно, попробую, - решился Ломов.
– Киан, дополнительная информация усвоена.

– Слушаю.

– Ты никогда не будешь срублен или уничтожен каким-либо другим способом. Живи, пока хочешь. За выращенные кристаллы можешь требовать любой товар.

– Я автономен. Хочу размножаться.

Брови Ломова поползли вверх и едва не коснулись отросшей на голове щетины. Он с трудом взял себя в руки.

– Ты способен производить себе подобных?

– Я способен.

– Так на здоровье! Живи и размножайся, никто не мешает.

– Гарантии.

К этому требованию Ломов был готов. Уверенно сказал:

– Понятия отца и сына тебе известны. Отец кровно заинтересован в благополучии сына. Ты мой сын. Я не могу убить тебя.

Опять словно пробки из бутылок захлопали.

– Информация ложная.

– Киан, опомнись! Человек не может лгать!

– Имею противоположную информацию. Тарас Бульба убил своего сына Андрия.

Галин зашелся мелким смехом, показал большой палец. Сердито глянув на него, Ломов возразил:

– Киан, это было давно. В эпоху, когда неразумные люди рубили деревья. И потом это же художественная литература!

– Вопрос. Художественная литература дает ложную информацию?

– Нет, но...
– Ломов застыл, осененный внезапной идеей. Глаза его засверкали.
– Киан, прошу принять и усвоить единственно достоверную информацию:

Я б монумент воздвиг

тем, кто в душе сберег

осенний звон осин

и золото берез,

кто вырастил сады великой красоты,

кто рассадил тенистые сады,

кто бирюзу бездонной выси

и чистоту озер хранит.

Их имена на мраморе бы высек

и врезал бы в гранит!

Надо отдать должное, Ломов читал прекрасно. Голос звенел от волнения, взмахи руки словно высекали рифмы. Он знал, что Киан не воспринимает эмоции, но по-иному читать не мог.