День за два. Записки «карандаша» чеченской войны
Шрифт:
Молоденький солдатик без бушлата, с огромным значком дежурного по контрольно-пропускному пункту на худой груди, дрожа от холода, с интересом смотрел на нашу машину, и я вспомнил, что сам точно также глядел на вернувшихся с войны. Без двух недель семь месяцев назад. Всего полгода! В голове не укладывается столь невыносимо короткий срок для того, чтобы в человеке всё перевернулось и появилось понимание смысла жизни, её ценность.
– К машине! – послышался голос вовсе не старшего лейтенанта Есаулова и, спрыгнув вслед за Белазом, я увидел Овчинникова – взводника из минометной батареи с повязкой
– Становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!
Убедившись, что команда выполнена, холёный, уж точно выглаженный и выстиранный вместе с формой, лейтенант строевым шагом подошёл к командиру полка Карпухину, резко вскинул руку к виску и торжественно, будто присягая на верность Родине, отчеканил:
– Товарищ подполковник, сводная группа в количестве девятнадцати демобилизующихся военнослужащих из числа личного состава вверенной вам части прибыла из района выполнения служебно-боевых задач! Потерь нет! Происшествий не допущено за исключением того, что сопровождающий старший лейтенант Есаулов сильно пьян. Прикажете караулу арестовать его?
– Вольно, – тихо скомандовал Карпухин, пропустив мимо ушей замечание дежурного по части о замполите второй роты, и сконфуженный Овчинников продублировал команду, проорав через плечо во всё горло:
– Вольно!
А мы и не напрягались. Не курс молодого бойца.
– Товарищи солдаты и сержанты, спасибо за службу, – также тихо, без тени эмоций, поблагодарил комполка. – Рад, что вернулись живыми и скоро встретитесь с родными. Каждый будет уволен в запас в течение ближайшей недели.
Небрежно коснувшись седого виска широкой пятерней в кожаной чёрной перчатке, комполка безразлично посмотрел на дежурного по части:
– Командуйте.
Дождавшись, когда подполковник скроется за массивными дверьми штаба, от которых на короткий наш строй любопытничал штабной люд, Овчинников убрал-таки руку от головы и развернулся к нам:
– Ужин по распорядку в девятнадцать ноль, ноль. Затем до двадцати одного часа личное время, просмотр телепередач, после вечерняя прогулка и поверка. В двадцать два часа отбой! Всё ясно?!
В таких случаях полагается громко и хором отвечать: «Так точно»! Но мы промолчали.
– До ужина привести себя в порядок! Побриться, помыться! А то, как черти со своей Чечни! Обросшие не хуже боевиков! Вшей ещё понавезли! В таком виде в столовую не пущу! – угрожающе предупредил дежурный по части. – По подразделениям разойдись!
На то, что говорит командир миномётного взвода, лично мне было плевать. Остальным, видимо, тоже. Первым, не дослушав распоряжений, покинул строй и пошёл в вразвалочку к своей казарме Юра Рапира – боец разведроты. Легенда полка. Единственный срочник нашей части с орденом Мужества.
Фамилии его никто не помнил, кроме того, что длинная, как её обладатель и кончается на «о», но все знали, он почти местный. С Кубани. Прозвище ему дали по высокому росту и не поддающейся никаким медицинским параметрам худобе. Мне думается, его такого, вообще, в армию не должны были призвать, да на безрыбье… В том смысле, что, когда от службы в армии косят все, кому не лень и не западло, в эту самую армию сгодится любой, даже безногий и безрукий.
У Юрки же с конечностями всё было в порядке. Во всяком случае до того поиска, в котором он раненным в голень почти час тащил на себе шесть километров, местами бегом, помкомвзвода с развороченной грудью. Старший сержант умер на операционном столе, а Рапиру, вовремя сообщившего о неравном бое неподалёку, и что рация у его группы разбита, да только после этого потерявшего сознание от обильной кровопотери, вскоре подлечили, зашили, и он снова ходил в разведку, как ни в чём ни бывало.
В том боестолкновении никто больше не погиб, было только двое легкораненых, и к моменту, когда высокая награда нашла Юрку, в боях он уже не участвовал по причине отсутствия таковых, но все знали, кто этот боец, а его прозвище произносили с уважением и некоторым придыханием, едва ли не как звание Героя России.
Впрочем, сначала, по прибытии в полк, разведчика окликали просто Длинный. И лишь спустя пару месяцев, после того, как на спарринге в спортзале он короткими молниеносными движениями уложил двух противников, к нему прилипло слово «Рапира».
Сам не понимая отчего, в казарму я сразу не пошёл. Белокаменное строение почти год было родным домом и вдруг стало чужим. Вспомнилось, как в Чечне, в жарко натопленной палатке на общих нарах, где спали вповалку, кто куда упал, не выпуская из рук оружия даже во сне, я грезил именно о казарме, собственной койке да чистых простынях. Про настоящий дом, где с нетерпением ждали родители, сёстры, тогда вовсе не думалось. До холодной казармы добраться бы, и то казалось несбыточной мечтой.
И вот я здесь, рядом с ней, а зайти не могу. Кто там есть из моих? Никого. Командир нашего взвода Телятников и Васька Греков по прозвищу Большой убиты. Земляк мой Сашка Кочерга всё ещё валяется на госпитальной койке в Новочеркасске с простреленной в нескольких местах рукой. И как только не отняли? Да, и щёку зацепило. Как, вообще, всю голову не снесло? Чудо.
Там же, в госпитале, застрял и старшина роты Арутюнян, про которого одни болтали, будто ногу ему ампутировали, а другие доказывали, отвезли в Москву и всё с прапорщиком в порядке.
Сержант наш по прозвищу Итальянец уволился в запас два месяца назад, ещё раньше Дядя Ваня и Березин, а Гитара и Весельчак, наоборот, оставались пока в Чечне. Им по три недели до дембеля не хватило, да и замена не приехала. И Новый Год дорогие мне солдатики встретят на войне, а там уж как выйдет. Но пусть они тоже вернутся живыми. И точно также пусть останутся живыми те, кто поменяли на этой войне нас с Татарином, который, как и я не мог решиться, зайти в казарму.
Мы из одной роты. Вместе проходили курс молодого бойца. Белаз и Серый тоже мои земляки, но их после приведения к Присяге раскидали по другим подразделениям, и, заручившись дружбой ещё на сборном пункте, общались мы, всё-таки, редко. Зато с Гафуром, который поначалу всё больше держался своих земляков, а в сторону сибиряков и не смотрел, нам выпало вместе летать по духанке. И вместе мы облегченно вздыхали, что стали «черпаками», а затем так же вместе поехали на войну и теперь вот вернулись с неё. Пройдёт всего несколько дней, и вместе мы поедем по домам на долгожданном дембельском поезде. Может, даже и завтра уже.