День за два. Записки «карандаша» чеченской войны
Шрифт:
***
«Призвали в мае.
Ну, как призвали? Сам напросился. После невыносимо длиннющей январской ночи в отделении милиции и задушевной беседы с двумя неизвестными в штатском, на ментов абсолютно не похожих. Однако чувствовалось, они самые и есть. И выглядели они посерьезнее, чем те, в форме, от коих отбивался вчера вечером, и за то с нескрываемым остервенением лупивших палками по моей спине да пару раз достали тяжёлыми ботинками аж под самые рёбра. Всерьёз полагал, не выживу. Однако.
Один в рубашечке, в выглаженных брючках да начищенных до блеска ботиночках,
Вслух я эти слова, вроде, не произносил, а потому напугался, когда надо мной зависла огромная железная пепельница. Второй мент, внушительных размеров, в свитере крупной вязки, чёрных джинсах да с дымящейся папиросой во рту, грозно рычал, мол, нечего со мной базарить, и без того видно, гопник я оборзевший. По башке тупой надавать да в камеру обратно, и всего делов. Горилла, а не человек, и тем паче не страж порядка, но благодаря ему, я вполне определённо мог сказать, чего от жизни не хочу. В камеру и по башке.
Однако его коллега тихо и вежливо убедил, что дать они мне всегда успеют, а для начала разобраться надобно, кто перед ними. Этот мент, внушая доверие, как-то незаметно проскальзывая мне в душу, утверждал, что никакой я не гопник, а вполне себе нормальный парень. Просто запутался. И, не моргая, глядя в мои воспаленные глаза, спросил подтверждения, обращаясь при этом со всем уважением, как к человеку, по имени и отчеству: «Запутался ты, Кирилл Петрович, да»?
Я согласно кивнул, чем мент остался доволен, радушно улыбнулся, и краем глаза я увидел, как его злой напарник вернул пепельницу на широкий подоконник. Затем последовало предложение, распутать меня, в смысле, чтобы я им всё – всё рассказал. Я, в общем-то, не возражал, но кое – что в предложении оставалось для меня непонятным. А всё – это что?
Морщась от каждого слова, звучавшего в тесном прокуренном кабинете, я так и спросил, на что получил вполне понятный вопрос от злого милиционера, рассказать обо всём, что за район знаю, от начала и до конца, и, вообще, операм всё интересно.
Хороший, добрый мент вновь осадил товарища и, внимательно посмотрев на меня, по-дружески, сказал: «Ты давай так, Кирилл Петрович, с самого начала. Кто ты, что ты, откуда, чем занимаешься? Родители есть? Братья, сёстры, друзья»?
С вожделением глядя на графин с водой, я принялся обстоятельно рассказывать о себе, но оперативник, подмигнув мне, как своему, перебил и подал стакан воды, спросив, не хочу ли опохмелиться? У них, как раз, имеется. Водка мне, пожалуй, не помешала бы, однако, нутром чувствуя, что с мусорами ухо надо востро, я от таких щедрот отказался, и, опустошив стакан с водой в три жадных больших глотка, да обтерев ладонью губы, продолжил рассказ о нелёгкой своей жизни.
Родился и крестился там-то, родители те-то, занимаются тем-то, сёстры есть. С отличием окончив профучилище на механика дорожно-строительных машин, я поступил в красноярский политех, факультет автодорожного строительства. Однако учиться в институте мне не понравилось, а возвращаться в родной колхоз не хотелось, мне и там было не по душе. Вот тут, наверное, впервые в моей жизни, и родился ответ на вопрос, а чего я от неё хочу.
Не знал я, и получалось вполне паршиво. Я оказался в тупике, не ведая выхода. Как в том дворе в предыдущий тёплый зимний вечер. Куда бежать? А некуда. Что делать?
Услышав, что я студент, добрый мент фальшиво удивился моему присутствию в их кабинете, а не на лекциях. Но я такой бессовестной предъяве возмутился чересчур и даже вскочил со стула, мол, сами же меня и забрали. Мент на обвинение в свой адрес отреагировал вполне спокойно, ухмыльнувшись, разве меня просто так забрали? Ни за что? Шёл я себе по городу, никого не трогал, и вдруг бах, злые менты налетели, отдубасили да приволокли в отделение. Беспредел…
Я сконфузился, сел обратно и, потупив взгляд, опасливо прошептал, в милицию меня забрали за драку. Про себя же думал, что ничего страшного не произошло. Группа парней просто схлестнулись во дворе из-за девчонки. Можно подумать, не было такого никогда. Да, всегда и всюду. И, вообще, это нормально, когда парни сходятся стенка на стенку из-за слабого пола, и нечего лепить из заурядного инцидента преступление века.
И вот тут меня, как оглоушили. Менты, будто прочли мои мысли, и взбеленились уже оба. Тот, что был добрым, вдруг громко стукнул кулаком по столу, подскочил ко мне и заорал прямо в лицо, что мы не просто дрались в том дворе, а конкретно убивали и там всё в кровище, а потому или я говорю, кто был со мной, или…
Ещё немного и я бы начал заикаться, но что отвечать, всё равно, не знал. Где-то внутри пробежал неприятный холодок. Отец же предупреждал, доиграюсь в пацанские игры – посадят.
Менты продолжали наседать, требовали сознаться, но я ничего не помнил, да испуганно, трясущимися губами, твердил, что никого не убивал.
Наркот один на дискотеке до девчонки друга пристал, сокурсник его и отоварил, а тот стрелу забил! Ясно было, что не один придёт, вот, товарищ нас и позвал на подмогу! А так его и убили бы. И, вообще, лучше бы мусора наркош этих ловили, чем нормальных пацанов стращать.
От меня грозно потребовали закрыть рот, и на душе стало ещё противнее. Я обхватил ещё сильнее занывшую голову руками и едва не заревел.
Во, попал. Ну, сошлись, я кому-то двинул, мне в ответ, синяк вон под глазом наливается, в носу свербит. Да, и дрались-то недолго. Больше кричали, матерились, стараясь друг друга зашугать: «Ты чё»? «А, ты чё»? И ещё кто-то со стороны кричал, чтобы мы немедленно прекратили, а то милицию вызовут.
Вызвали. На двух уазиках с двух сторон подлетели, и всё, что я в те мгновения успел понять, двор буквой «П», не сбежишь. Грамотно менты обложили, а мы – идиоты, нашли, где биться, пустырей за городом нам мало. Потом был удар по спине, да такой силы, что подумалось, всё, спины у меня больше нет. Взвыв, я рванул бежать прямо между патрульными автомобилями, но и полста шагов не одолел, как передо мной возник высокий забор детсада. Попробовал перелезть, да куда там? Грубо схватили за шиворот, стащили обратно и снова били. Уворачиваться не получалось, а с одного из балконов дома всё тот же голос, что ментов вызвал, требовал, дабы наподдали нам посильнее, а то мы совсем от рук отбились. Хулиганье!
И всё, больше я ничего не помнил. Никого не убивали. Во всяком случае, я точно. Однако менты утверждали обратное. И что было делать в такой ситуации, я не знал. Чёрт! Ну, зачем попёрся? Мне-то какое дело до девчонки того однокурсника, которого я другом только в милицейском кабинете и назвал. И на той дискотеке меня не было. Вернее, был, но быстро склеив одну не особо красивую и полноватую, увёл её к себе, попросив соседей по комнате, чтобы не спешили возвращаться с танцев.
Конец ознакомительного фрагмента.