Дэн. Папин бродяга, мамин симпатяга
Шрифт:
Включается стадный инстинкт, и следом за ними устремляются жиденькие ручейки остальной мелюзги, постепенно перерастающие в бурный поток.
Пахан тем временем уже переваливается через стену и бросает взгляд то на меня, то за волну проблем, надвигающуюся на меня со спины. А я тем временем стою на низком старте.
— Лезь! — веревка летит вниз.
Я тут же стартую с места. Секунда, и я уже у стены. Толчок. Прыжок.
Видимо, я себя слегка переоценил. Не хватает жалких сантиметров двадцати.
Обидно, блин,
Мысли проносятся за какие-то доли секунды.
Эх, не хотел палиться, но выхода особого нет.
«Прилипаю» правой рукой к стене и тяну себя наверх. Левая стремительно вытягивается вверх и крепко хватается за край веревки.
— Тяни! — кричу на одних инстинктах, но мог бы и не напрягать свои голосовые связки.
Дернули так, что я чуть через край не перелетел. Это кто тут такой дикий, дерзкий, как пуля резкий? Кто сначала делает, а потом думает? У кого мышцы заполнили черепную коробку?
Чего я так распинаюсь?
Да от такого резкого рывка я буквально взлетел вверх, только вот веревочка-то не выдержала такого откровенного издевательства над своей тонкой чувствительной натурой, и приказала долго жить.
Таким образом, над краем балкона мы оказались практически одновременно. Кто мы? Повторно укоротившаяся веревка и я, крепко сжимающий оторванный конец и свои булки.
Меня так сильно рванули, что даже руками не пришлось за край хвататься, чтобы помочь себе перебраться вовнутрь. Я сразу ногами на бортик приземлился.
Эпичное, мать его, появление!
— Здрааасти. Скучали? Нет? Я тоже, — глядя на ошарашенные физиономии окружающих, я изверг на них поток словоблудия.
— Ты как, живой? — это уже Доцент проталкивается через ряды зрителей.
— Вашими молитвами, — спрыгиваю с бортика на балкон. — Все тут?
— Да тут почти все атеисты, — отвечает он мне с улыбкой. — Так что сомневаюсь, что кто-то за тебя молился. А так да, всех желающих втянули.
— Желающих? — уточняю у него.
— Нашлась пара скудоумных. Решили в городе скрыться.
— А, ну счастья им, здоровья, удачи. Что могу сказать.
— Спасибо за помощь, — это уже Пахан решил превратить наш диалог в полилог. — Сами мы, может быть, и справились, но понесли бы серьезные потери.
— Ну, не все могут с чистой совестью кинуть представителей своего вида на расправу всяким тварям, — как тебе такой заброс?
— И это…правильно. Так и должно быть. Мы все должны сплотиться перед лицом опасности. Забыть все обиды. Ведь только вместе, помогая, поддерживая и прикрывая друг друга, мы сможем, в итоге, выбраться на поверхность и вдохнуть сладкий запах свободы!
Это что за мотивационный ролик? Да ещё и так плавно обошел ситуацию с тем, как бросил нас и сам свалил. Вот, ск… жук.
— Согласен со мной? — и руку мне, гад такой, ещё протягивает.
Пожимать её ему я пока не готов.
Можете считать меня злопамятной сволочью, но мне претит, когда сначала подножку ставят, а потом, когда ты сам встал и отряхнулся, руку протягивают и втирают про взаимопомощь, мир, дружбу и жвачку.
Но и не пожать её — вроде как выразить несогласие с только что произнесенными им словами.
А в нынешней ситуации, когда есть мы — люди, и они — нелюди, желающие нас убить, то ты либо со всеми, либо против. Опять-таки, против всех.
И ведь уверен, что большинство даже не задумается над тем, что только благодаря мне их сейчас не пережевывают. Может, даже заживо. Не поймут меня, тем более что я для них никто. Ноунейм.
А Пахан — это Пахан. Свой. Хороший — плохой, добрый — злой. Плевать. Главное, что свой. Своему можно простить косяк, чужому — нет.
Смотрю на протянутую ладонь, перевожу взгляд на лицо. Пауза затягивается. Пахан усмехается. Ну что ж, давай поиграем. Хлопаю ладонью по ладони и усмехаюсь в ответ.
— Вместе мы сила! — в пафос, так в пафос. — Вместе со всем и со всеми справимся. Вырвем у коротышек свою свободу. Если понадобится, то зубами! А тех, кто своих кинет — на бутылку!
Толпа зэков-неандертальцев поддержала меня согласными криками. Ещё и оружием над головой потрясли.
Некоторые плюнули на головы столпившихся у стен гоблинов. Парочка даже попала, судя по возмущенным визгам, раздавшимся снизу.
Но всё это я отмечал краем глаза, смотря исключительно на Пахана. Его улыбочка скривилась, стоило мне хлопнуть ладонью по его ладони.
А после моей незамысловатой речи, его можно было просить улыбаться в чай вместо лимона. Уж больно кислой она стала.
— Не надо со мной играть, — прошептал он мне одними губами.
— Ты мне жизнь торчишь, любезный, — ответил я ему в том же слуховом диапазоне. — Так что поимей хоть немного благодарности.
— Доцент, — отвернулся я от наглой рожи и нашел взглядом приятеля, — что с балконом у завала?
— Все в порядке, — ответил тот с невозмутимым лицом. — Там балкона нет, голая стена. Забраться, на первый взгляд, невозможно.
— Комнаты обыскали?
— Поверхностно, времени почти не было. Камней, вон, набрали, — кивает на кучу обломков, сложенных в несколько куч. — Будет, чем гоблинов обстреливать.
— Хм, хорошо, молодцы! Вы все верно сделали. Надо проверить, нет ли здесь других проходов, через которые они смогут сюда пробраться, — вклинился в нашу беседу Пахан.
Да ещё и так громко и резко, что я аж вздрогнул от неожиданности. Видимо, чтобы окружающие услышали, как он тут заботу заботливую проявляет о чадах своих нерадивых.