Деньги господина Арне
Шрифт:
Сэр Арчи миновал коридор и вышел на лестницу; здесь он точно так же держал Эльсалилль на руках перед собой, и она защищала его надежнее самых лучших лат, ибо стражники и там не посмели использовать свое оружие. Так прошел он уже добрую половину лестницы, и Эльсалилль почувствовала, как сверху на нее подул ветер.
Но не любовь испытывала она теперь к сэру Арчи, а жгучую ненависть к злодею и убийце. И когда она поняла, что он защищает себя ее телом, и еще мгновение — он выйдет на площадь и скроется, она вытянула руку и, ухватившись за одно из копьев, что держали стражники, направила его себе в сердце. «Я помогу наконец моей сестре», — подумала
Стражники отпрянули, увидев, что один из них ранил девушку, и сэр Арчи проскочил мимо них на рыночную площадь. Тут же он услышал клич, раздавшийся где-то неподалеку по-шотландски:
— На помощь! На помощь! За Шотландию! За Шотландию!
То были сэр Филип и сэр Реджинальд. Они собрали всех своих шотландцев и торопились теперь ему на выручку. И сэр Арчи бросился им навстречу, громко крича:
— Сюда! Сюда! За Шотландию! За Шотландию!
ПО ЛЬДУ
Сэр Арчи брел по льду, по-прежнему неся Эльсалилль на руках.
Сэр Филип и сэр Реджинальд шли рядом. Они хотели поведать ему о том, как они разузнали о засаде в трактире, как удалось им переправить на галеас тяжелый сундук с деньгами, но сэр Арчи не слушал их. Казалось, он был занят беседой с той, что была у него на руках.
— Кого это несешь ты с собой? — спросил сэр Реджинальд.
— Это Эльсалилль, — ответил сэр Арчи. — Я возьму ее с собой в Шотландию. Я не хочу оставлять ее здесь. Ведь здесь она так навсегда и осталась бы бедной чистильщицей рыбы.
— Да, пожалуй, так бы и случилось, — сказал сэр Реджинальд.
— Она стала бы носить здесь всю жизнь одежду из грубой шерсти, — сказал сэр Арчи, — и спать в тесной кровати на жестких досках. А я буду укладывать ее на самые мягкие подушки и комнату ее отделаю мрамором. Я одену ее в самые дорогие меха, а ноги ее обую в туфельки с пряжками, украшенными драгоценными камнями.
— Ты хочешь оказать ей большую честь, — сказал сэр Реджинальд.
— Не могу же я позволить ей оставаться здесь, где она никому не нужна, — повторил сэр Арчи. — Пройдет всего несколько месяцев, и все позабудут о ней. Никто не станет навещать ее в ее лачуге, никто не скрасит ее одиночества. Когда же в один прекрасный день я доберусь домой, я построю ей там прекрасное жилище. И ее имя будет выбито на твердом камне, чтобы никто не забыл его. Я сам буду каждый день приходить к ней, и все там будет устроено с такой роскошью, что люди издалека станут приезжать туда, чтобы увидеть ее. Там будет много света, светильники будут гореть днем и ночью, будет играть музыка, звучать песни, и пир будет там каждый вечер.
Ветер, с силой налетавший на них, пока они шли по льду, развернул плащ Эльсалилль, и он развевался на ветру, словно знамя.
— Помоги мне подержать Эльсалилль, — сказал сэр Арчи, — я лишь поправлю на ней плащ.
Сэр Реджинальд взял Эльсалилль, но тут же его охватил такой ужас, что она выскользнула у него из рук прямо на лед.
— Я и не знал, что Эльсалилль мертва! — воскликнул он.
ШУМ ВОЛН
Шкипер большого галеаса всю ночь ходил взад и вперед по верхней палубе. Было темно, бушевал штормовой ветер, попеременно несший снег и дождь. Лед же вокруг галеаса был все еще крепок, так что шкипер мог бы спокойно спать в своей койке.
Однако он не спал. Раз за разом прикладывал он руку к уху и вслушивался.
Нет, это была совсем не тихая ночь. Когда ветер нес снег, в воздухе слышалось легкое шелестение, когда же начинал хлестать дождь, струи воды барабанили по палубе.
Во льду одна за другой появлялись трещины, и гром при этом раздавался такой, что можно было подумать, будто здесь в море военные корабли палят друг в друга из пушек.
Однако вовсе не к этим звукам прислушивался шкипер. Он ходил по палубе всю ночь до тех пор, когда небо уже начало окрашиваться в серый цвет наступающего утра, но так и не услышал того, что хотел.
И вот наконец стал слышен монотонный, напевный гул, ласковый и переливающийся, словно звучащая где-то вдали песня.
Тогда шкипер, быстро перешагнув через скамьи, что были посередине палубы, заторопился на нос галеаса, где внизу спали его люди.
— Вставайте! — крикнул он им. — Берите багры и весла! Освобождение из плена уже близко. Я слышу шум волн. Я слышу песню свободных волн.
Команда тотчас пробудилась от сна. Все встали по своим местам вдоль бортов корабля. Медленно наступал рассвет.
Когда же стало настолько светло, что можно было разглядеть, что все-таки случилось в море этой ночью, перед ними открылась такая картина: все заливы и проливы вокруг были свободны ото льда до самого моря, однако в том заливе, где был их корабль, не было во льду ни единой трещины, лед был по-прежнему тверд и невредим.
А в проливе, соединявшем залив с морем, образовалась высокая стена из льда. Волны, свободно катившиеся там, в проливе, набрасывали сюда льдину за льдиной.
А в самом проливе парусов — тьма-тьмущая. Рыбаки, чьи суденышки были скованы льдом в Марстранде, устремились теперь прочь. Волны подбрасывали их высоко, и вокруг еще танцевали льдины, но рыбаки не желали терять время в ожидании спокойного и безопасного моря и отправлялись в путь. Они стояли у штурвалов своих лодок и внимательно вглядывались вперед. Небольшие льдины они отодвигали веслом, а когда подступали более крупные, перекладывали штурвал и уходили от них в сторону. На галеасе шкипер стоял на верхней палубе и наблюдал за ними. Он понимал, что им приходится нелегко, но он также видел и то, что суденышки одно за другим все же пробивались вперед и добирались до открытого моря.
И когда по синей поверхности моря перед глазами шкипера скользил белый парус, тоска охватывала его с такой силой, что к глазам подступали слезы.
Его корабль стоял без движения, и перед ним продолжали громоздиться льдины, отчего ледовая стена все увеличивалась.
А там, в море, плыли не только корабли да лодки, но также и небольшие айсберги, выраставшие оттого, что друг на друга накатывались большие льдины. Они плыли дальше на юг, сверкая в лучах утреннего солнца, словно серебро, а иногда и отливая красным цветом, будто были усыпаны розами.