Деньги на ветер
Шрифт:
— Сомневаюсь. Они дважды в одно место не бьют.
— Пока не били, — заметил седой.
— Так чего ты от меня хочешь? Чтобы я приказал всем идти жить по лесам на хрен? Запри комнаты и следи, чтобы их вещи не брали. О’кей?
— О’кей.
Эстебан повернулся к нам:
— Ну, ребятишки, это только кажется, что все хреново. На самом деле нет абсолютно никаких причин для паники, все отлично, никого из моих людей в центре города не накрыли, приезжала небольшая команда, и, мне кажется, этим все и кончится. Главные облавы прошли
— Хорошо, — сказала я, не очень понимая, чем все это чревато для нас.
— Смотрите, ребята, я понимаю, вы устали, но у меня людей не хватает. Надо ехать на работу, О’кей?
— О’кей, — отозвались мы.
— Отлично. Превосходно, вот это трудовой энтузиазм, сейчас идите за мной, быстренько все вам покажу, примете душ и поедем.
Он повел нас в мотель.
Красные бетонные стены, плитка, обстановка из далеких семидесятых. Впрочем, все целое, неполоманное и даже опрятней, чем в гаванской квартире Рики в районе Ведадо.
— Душ справа, Мария. На все про все максимум десять минут. Когда закончишь, униформу найдешь на крючке. Надень ее. И для тебя тоже подыщу, Франсиско. Слушай, ничего, если буду звать тебя Пако?
— Меня все так зовут.
— Хорошо. Времени у нас мало. Примите душ, а я найду вам что-нибудь поесть. Надо бы и мне… уж не помню, когда мылся в последний раз.
Наконец-то душ! Вода была горячая, и напор хороший.
Я намылилась и смыла запах шерифа Бригса.
Надела то, что подыскал мне Эстебан: белую рабочую блузку, черные брюки и черные же туфли, которые оказались на размер больше, чем нужно.
Пако явился после душа в таком же облачении. Белая рубаха, черные штаны. Он побрился и зачесал назад волосы. Выглядел красавцем, о чем я ему и сказала.
— Я знал, ты не устоишь, передо мной никто из вас устоять не может, — ухмыльнулся он.
Вслед за Пако из душевой, застегивая рубашку, вышел Эстебан.
В толстом пальто он казался менее мощным. Рост больше метра восьмидесяти, вес под сто сорок килограммов. Невзрачный рядом с шерифом, он был крупнее всех здешних мексиканцев. Могучие руки и грудь, смуглая кожа. Он был не лишен привлекательности, и я легко могла себе представить, что при желании он может нравиться женщинам.
Эстебан застегнул рубашку, пригладил бороду.
— Так-то лучше, а? — сказал он. — Так, идите за мной, машина за мотелем.
У него был довольно новый «ренджровер», тот самый, что я видела на фотографии, сделанной Рики. Огромный. Тут что, все на таких автобусах разъезжают? Я обратила внимание на вмятину над левой передней фарой. Ее так и не отрихтовали. Размером с суповую тарелку. Попробовала сосредоточиться на ней, но ничего особенного не ощутила. Впрочем, Гектор и Диас всегда говорили, что интуитивные ощущения ненаучны.
Спрошу его о вмятине через день-другой.
Мы с Пако сели сзади, и Эстебан выехал со стоянки прежде, чем мы успели захлопнуть двери.
— При обычных
Он говорил по-испански с акцентом, но я все поняла.
— Да, — сказала я.
Он потрепал меня по руке.
— Мария, ты, наверно, шерифу не все рассказала. Проституткой точно не хочешь работать?
— Точно.
— А если только в рот брать? Ты недурна. Реклама в Интернете. Пятьдесят долларов за раз. Из них двадцать пять тебе, двадцать пять мне. Небольшую комиссию водителю. В выходные отдыхаешь, а все равно по шесть-семь сотен в неделю сделаешь. Хорошие деньги.
— Нет.
— Ладно. Тогда будет потяжелее, но ты же сама этого хочешь. Если вдруг передумаешь, дай мне знать, о’кей? Пако, будешь работать здесь, пока не закончим на Пёрл-стрит, потом, наверно, переведу тебя в Боулдер или на какой-нибудь из лыжных курортов. Поговорю с Энджел насчет твоих способностей, зарплату определим через некоторое время, идет?
— Идет, — согласился Пако.
— Чудесно, теперь слушайте внимательно. Я парень хороший, спокойный, но халтуры не терплю. Вот как должно быть: вы работаете, стараетесь, ни на что не жалуетесь, делаете, что вам говорят. Не братаетесь с местными и не пытаетесь найти себе левую работу — мы с шерифом все равно узнаем. Он отлупит вас до полусмерти, а я сдам в Службу иммиграции и натурализации США. Наркотики в мотеле запрещены. Никакой наркоты, кроме той, что вы продаете для меня. Бухло можно. Понятно?
— Да, — в один голос ответили мы.
— Так, сейчас едем на точку, которую называют «гора Малибу»… А, да, живем мы на горе, которую шериф называет Потная Спина — это вроде шутки, — но если вдруг потеряетесь, спрашивайте мотель «У Медвежьего ручья». Так это место называется в телефонном справочнике.
За окнами машины было уже темным-темно, но по обе стороны дороги на склоне горы я видела огромные дома за каменными стенами с замысловатыми воротами.
Мне это было знакомо. Видела на черно-белых фотографиях, сделанных Рики.
Да.
По коже побежали мурашки.
— А как называется эта дорога? — спросила я.
— Олд-Боулдер-роуд, кое-кто из местных зовет ее улицей Самоубий…
В голове у меня зашумело, словно рядом пронесся автомобиль.
Олд-Боулдер-роуд.
То самое место.
Кровь, лед, смерть.
— Ты что это? Все в порядке? — спрашивает Пако.
— Да.
— Что у вас там такое? — интересуется с водительского места Эстебан.
— Проголодались. Последний раз ели в Нью-Мексико, — говорит Пако.