Деньги на ветер
Шрифт:
— Нравится мне твоя рабочая одежда.
— Заткнись! Не хотела показывать, что работаю в полиции.
— Кто бы мог подумать!
На улице к этому времени было полно народу. Проститутки подпирали фонарные столбы, сутенеры играли в кости, прислонившись к стенам домов, уводивших в переулки. Среди них — один мой знакомый из Комитета защиты революции. Рики докурил сигарилью.
— Мне кажется, этим должен заниматься я. Единственный сын, — нехотя произнес он.
Я постаралась скрыть удивление:
— Ну, ты уже достаточно
— Это должен делать сын. Это моя обязанность. Перед мамой. Перед тобой.
— Нет. — Я придвинула к нему стул, обняла за плечи и поцеловала в щеку.
Он поморщился и отвернулся от меня.
— Этим должен заниматься я, — настаивал он. — Там я все время думал об этом. Тогда мне казалось, что я ничего делать не стану.
— Ты же сделал, что я тебя просила.
— Сделал. И считаю, так будет несправедливо. Просто убийство.
— Может, никому и не придется умирать, — сказала я, впрочем, не особенно уверенно.
Со стороны гавани приближалась туристическая группа, состоявшая из пожилых канадцев. Проходя чинно гуськом через патио в «Амбос Мундос», они не купили ни выпивки, ни сувениров. Пианист начал играть импровизацию на тему песни Селин Дион из фильма «Титаник», возможно желая задержать их перед входом в отель. А возможно, это казалось ему остроумной шуткой.
Рики вежливо высвободился из моих объятий.
— И как ты намерена получить визу? — поинтересовался он.
— Скажу Гектору, что у меня собеседование на степень магистра в Мехико, в Национальном университете Мексики. Чем я хуже других?
— Бог ты мой, когда ж ты стала все это планировать?
— На третий день после похорон отца.
Рики рассмеялся и взял меня за руку:
— Ну молодец, Меркадо! Я уже говорил: для службы в полиции ты слишком хороша. Тебе нужно поприще для самореализации. Когда последнее стихотворение написала?
— Смеешься? В тринадцать лет.
Он весело улыбнулся.
— У тебя был талант. Дома полно книг. Надо бы тебе снова заняться поэзией, — посоветовал Рики.
— Чтобы писать стихи, нужно кого-нибудь полюбить, — отмахнулась я.
— Неправда. Отец считал, у тебя талант.
Очевидно, Рики опять решил вывести меня из себя!
— Хочешь, прочитаю стишок?
— Конечно.
— Певчая птичка мертва, как пыль, не оживет вовек, Возьми у нее золотое перо и в задницу сунь, человек…Генрих Гейне, между прочим, — пояснила я.
Рики совсем развеселился. Потом бросил осторожный взгляд на часы, зевнул и сообщил:
— Ну, мне, пожалуй, пора…
Он встал и положил на стол двадцатидолларовую купюру. Я запротестовала:
— Сегодня за счет полиции.
— Слушай, давай поедем вместе! Поедем, не пожалеешь, — сказал он.
— Куда? — испугалась я, представив себе Содом
— К маме в гости. Я провез американский шоколад из Майами. Поехали, она будет рада.
— К маме? — в ужасе переспросила я.
— Не так уж у нее плохо, — откликнулся он.
Но там, разумеется, было очень плохо.
У мамы в квартире с потолка текла вода. Над божками вуду были расставлены ведра. Пахло ладаном и засорившимся туалетом.
Рики рассказывал маме о Манхэттене.
Остров радости, сказала она, явно не совсем понимая, о чем он говорит. Заварила травяной чай, разложила карты таро, начала предсказывать нам судьбу. Встреча. Незнакомец. Смерть. Неудивительно. Мама всегда предсказывала смерть. Мы не обращали на это внимания. Смеялись, и все.
Смерть.
О Господи!
Глаза у меня были открыты.
Я смотрела в темно-синюю ночь. Сквозь гору и пустыню. Сквозь слезы. Слезы, пролитые по мне. Слезы, пролитые на черное сиденье. Ими пропиталась вся моя рубашка из джинсовой ткани. Я ее выбрала, поскольку она не мужская и не женская — унылая униформа для унылого ничтожества. Для невидимки. Для человека, убравшего с вашего стола, прочистившего вам туалет или подстригшего газон.
Я хотела быть незаметной. Но не успела проехать и двух миль по Соединенным Штатам, меня заметили. Чуть не изнасиловали. И мне пришлось убить двух человек. Отправить в небытие, как будто их и не было.
Теперь только и осталось что утирать слезы.
Я прижалась лицом к стеклу. Кустарник. Какие-то странные существа преследуют наш автомобиль. Чего они хотят?
Еще крови.
Со мной заговорила тугая на ухо старуха — увидела, что я плачу, и постаралась утешить:
— Уже почти приехали.
Франсиско протянул мне платок и что-то спросил. Я не поняла его, но кивнула: все нормально.
Свет фар облизывал асфальт.
Ночные бабочки звали меня по имени.
Я закрыла глаза. Мамина квартира, шоколад, привезенный Рики, я сама — рассматриваю урну с прахом отца. Ничего в ней нет. Можно не сомневаться, мама продала пепел ведьмам — они живут этажом ниже.
Это глупость.
Это безумие.
Гектор был прав. Рики был прав. Все они были правы.
Вдалеке показались огоньки. Заправочная станция. Еще одна заправочная станция.
— Так, друзья, — бодро сказал Педро, — почти приехали.
Придорожный торговый комплекс. Магазинчик «Севен-илевен». Магазин спиртного. Табачный. Покрышки. Бамперы. Таблички для номерных знаков. Реклама клиники по изменению пола.
Где это мы?
— В Америке.
Америка.
— Мне нехорошо.